Книга Генерал СС - Свен Хассель

— Сталинград? — повторил он. — Вы пришли из Сталинграда?

— Мы из Шестой армии, — сказал я. — Вышли вместе с генералом Аугсбергом.

Воцарилось молчание. Эсэссовцы смотрели на нас, словно на воскресших мертвецов.

— Какого черта вы надели эту дрянь? — спросил один из них.

Грегор пожал плечами.

— С волками жить…

— Мы шли сюда вместе с НКВД, — объяснил я.

— Ври больше!

Было ясно, что эсэсовцы все еще жаждут крови, но боятся нас убить — вдруг мы и вправду из Сталинграда. В конце концов они нашли компромисс: сорвали с нас шинели противника, бросили на землю и продырявили пулями. Это казалось приемлемой заменой расстрела русских из плоти и крови.

15

Меня не волнует, скольким польским и русским женщинам придется умереть, эти противотанковые рвы должны быть выкопаны! Пусть мрут тысячами! Что мне до этого? Плевать, лишь бы их смерти не замедлили хода работ…

Генрих Гиммлер на секретном совещании с офицерами СС в Позене

Генерал Роске, командир 14-го танкового корпуса[111], встретился с Паулюсом в его кабинете. Генерал Паулюс был бледным, обеспокоенным. Курил одну сигарету за другой, лоб повлажнел от пота. Левая сторона лица подергивалась в нервном тике.

— Роске, дорогой друг! Не могу сказать, до чего рад вас видеть! Мне сказали, что вы погибли…

— Еще нет, — сурово ответил Роске.

Паулюс растянул свои губы в улыбке.

— Уровень потерь среди наших генералов тревожно высок… Вам известно, что мы лишились уже семерых? Такого несчастья не было еще ни в одной армии. Я иногда думаю, что, возможно, к концу этого сражения у нас не останется ни единого. — Он покачал головой, и левая сторона его губ быстро задергалась. — Нужно со всей откровенностью признать, что были совершены ошибки… но важно учиться на опыте! Эти ошибки не повторятся.

— Генерал, вы знаете, что происходит в войсках? — раздраженно прервал его Роске. — Они живут не как люди, а как дикие звери. Им приходится есть трупы, чтобы не умереть с голоду… люди умирают от самых легких ранений, потому что врачам нечем их лечить… нет даже аспирина! Нет ни дисциплины, ни порядка, ни продовольствия, ни боеприпасов… что мы делаем? Что мы делаем, черт возьми? Чего мы должны ждать?

— Возможно, чуда… — Паулюс дрожащей рукой загасил сигарету и достал из кармана новую пачку. — Спрашивать меня не имеет смысла, мой друг. Этот приказ отдал не я, он исходил от фюрера. Мы с вами солдаты и можем только повиноваться… Сражаться до последнего человека, до последнего патрона. — Покачал головой и по-черепашьи втянул ее в воротник. — О сдаче в плен не может быть и речи.

— Тогда мы погибнем! — лаконично произнес Роске.

Паулюс медленно поднял взгляд ввалившихся глаз. Едва заметно пожал плечами.

— У нас нет выбора… Передайте своим солдатам мой самый сердечный привет. Скажите, что мы все едины в этом сражении. И если я могу сделать для вас что-то, хоть что-нибудь, непременно дайте мне знать.

Два часа спустя Паулюс отправил в Берлин телеграмму:

«Шестая армия приветствует фюрера в годовщину его прихода к власти. Флаг со свастикой все еще развевается над Сталинградом. Пусть наша битва придает мужества будущим поколениям. Пусть всегда говорят, что даже в самые отчаянные минуты мы не сдались. Мы верим в победу и в нашего фюрера. Хайль Гитлер!

Сталинград, 29 января 1943 года».

СНОВА НА НЕМЕЦКИХ ПОЗИЦИЯХ

Нас отвезли на автомобиле-амфибии в Харьков и передали в батальон, расквартированный в Двинских казармах на склонах Новой Баварии[112]. Фельдфебель квартирмейстерской службы сразу же отправил нас на склад получить новое обмундирование и оружие; кладовщик сказал нам, что всех, прибывающих из Сталинграда, автоматически отправляют в эти казармы.

— Всех? — спросил Грегор. — Их что, много?

— Всего ничего. Каждую неделю появляются один-двое.

Мы спросили кладовщика о своей группе, но либо она действительно не проходила через эти казармы, либо ему велели помалкивать, так как он ответил, что ничего о ней не знает. Даже если он и видел их, то вряд ли бы сказал, потому что едва мы вернулись со склада, нам приказали явиться в гестапо для подробного допроса. Там повторилась та же история, что в НКВД. Никто не хотел верить, что мы говорим правду.

— Вот как! Говорите, пришли из Сталинграда? — спросил с легкой сардонической улыбкой на губах молодой, самоуверенный гауптштурмфюрер.

— Из Сталинграда, — ответил Грегор.

— Каким образом?

— Нас вывел генерал СС. Мы вышли большой группой, около восьмиста человек.

— Фамилия этого генерала?

— Аугсберг. Генерал Аугсберг.

Гауптштурмфюрер раздраженно полистал какие-то бумаги на письменном столе.

— Когда это было? Какого числа?

Мы с Грегором переглянулись и пожали плечами.

— Двадцать шестого или двадцать седьмого января, — предположил я.

— Понятно. — Он поднял на нас взгляд. — Значит, в Сталинграде все еще шли бои, когда генерал Аугсберг вас увел?

— Да — в одном-двух местах, — ответил я с простодушным видом. — Русские готовились атаковать наши позиции возле Нового театра и кладбища.

Гауптштурмфюрер улыбнулся при этих словах. Что-то записал на чистом листе бумаги и дружелюбно угостил нас сигаретами.

— Когда генерал уводил вас, никто не возражал? Ни один офицер?

Грегор покачал головой.

— Нет. Оставаться в Сталинграде было бессмысленно, русские легко одолевали нас. Удержать город мы никак не могли. Игра была окончена, мы хотели уйти оттуда.

— И продолжать сражаться в другом месте, — добавил я, смутно предчувствуя опасность. — Там, где мы принесли бы больше пользы.

— Участь Сталинграда была решена несколько месяцев назад, — пренебрежительно сказал Грегор.

— Конечно, конечно, — пробормотал гауптштурмфюрер, откинувшись на спинку стула и поигрывая зажигалкой. — Значит, генерал Аугсберг образовал группу, увел вас… и никто из ваших офицеров не возвысил голос в протесте?