Книга Лоскутный мандарин - Гаетан Суси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая беда? — не утерпел Ксавье и задал вопрос.
Слепец от душевной боли укусил кулак.
На дороге, по которой он шел, кто-то снял крышку с канализационного колодца. Ты только послушай! Они даже не удосужились это место огородить, хотя все знают, что именно так положено делать! Данки-Пух, который вот уже несколько дней не просыхал, свалился на самое дно колодца, и вскоре, кто бы ты думал, за ним последовал?
— Я! — простонал слепец.
И приземлился он на колени на восемь футов ниже поверхности земли на спину своей собаки. Из пасти Данки-Пуха вырвалось лишь глухое:
— Аххххххх!
И больше он не поднялся. Сдох — так принято об этом говорить.
— Сдох мой пес! — взвыл слепец.
— Ох, горе-то какое вам выпало!
И Ксавье, выражая свои соболезнования, мягко похлопал друга по плечу.
— Я добрых полчаса вопил как ошалелый, чтоб меня оттуда вытащили! Полицейский мне сказал, что в стене колодца вделаны скобы-ступеньки, которые у меня чуть не под носом оказались. А откуда мне, скажи на милость, про то было знать? Или слепые, что, часто в канализационные колодцы сваливаются? Я когда выбрался, сказал тому полицейскому: «Ты, полицейский, денег мне дай! Ты здесь представляешь город Нью-Йорк, а город Нью-Йорк не выполнил своих обязательств по моей защите; я свалился в колодец, а Данки-Пух сдох. Так что денег мне давай!» А полицейский мне говорит: «Там был знак». А я ему: «Так я ж слепой». А он мне: «Это меня не касается». Вот я за ним и увязался. Можешь, если хочешь, это назвать домогательством, но у меня есть права, и я свои права знаю крепко. В конце концов он притащил меня в участок. Я, знаешь, намертво ухватился за конец его дубинки.
Вот, я им там и говорю: «Денег мне дайте или другую собаку. Слепой человек имеет право на собаку-поводыря. Это — мои глаза. Или денег мне давайте». Какой-то умник из полицейских сказал, что плохие у меня глаза были, если в колодец свалились. И друзья его все заржали. «Тогда найдите мне лучшие!» — сказал им я. Ты только погляди, что мне дали эти свиньи!
Слепец направился к своему старому картонному навесу. Но между ним и навесом стояла печурка, где на малом огне булькали монетки. Он споткнулся и упал. Застонал. Склонился к своей обваренной ноге, как будто хотел ее оторвать, чтоб избавиться от боли.
Ксавье сказал нищему: «Я здесь, тут я», — и помог ему подняться.
— Ах, Ксавье, дорогой мой, неужто это правда? Ты и вправду здесь? Ну подойди же ко мне, дай я тебя облобызаю.
Ксавье подставился под его рот, из которого разило плесенью, и слепец его поцеловал прямо в губы.
— А теперь отведи меня к моей берлоге, деньги мы соберем потом.
И нищий заковылял, прихрамывая и опираясь на плечо Мортанса.
Из-под вороха разного хлама он вытащил большого плюшевого щенка, заляпанного грязью и местами лишившегося ворса.
— Вот они мне что дали. И еще смеялись! Можешь ты себе такое представить? Это же ведь даже не живая собака. Это поддельный пес!
Парнишка вежливо возразил, что песик все равно очень милый.
— Нет, ты все-таки полный олух! Я твоего милого песика сейчас тебе в голову запушу.
Ксавье не смог не признать, что, конечно, щенок был слегка потрепан.
— Слегка потрепан! Ты это называешь слегка потрепан? На-ка, понюхай эту дрянь. Да от него клопами несет, от этого куска дерьма!
— Это правда — розами он не пахнет, — вынужден был согласиться Ксавье.
И все-таки кончик языка, выглядывающего изо рта, и свисавшие бананами уши умиляли. Неуверенной рукой Ксавье потрепал вялое тело песика. На пальцах его и ладони осталась какая-то клейкая жижа.
Слепец взял плюшевого щенка на руки. Он осведомился о состоянии здоровья Ксавье. Спросил, оправился ли он уже от боксерского поединка. Не переломаны ли у него ребра. И о планах его спросил: есть у него какие-нибудь планы? И как он собирается провести сегодня день?
Сегодня весь день посвящен исключительно поискам его команды разрушителей. А если ему случайно встретится толпа новоявленных бомжей, может быть, он даст им лягушачий спектакль с последующим обходом со шляпой. Когда поправится, он твердо решил вернуться на поприще разрушения, эта мысль все еще была мила его сердцу.
— Когда поправишься? — с беспокойством переспросил слепец.
А потом — вечером — Ксавье собирается идти в «Мажестик», чтобы сообщить им о своем увольнении. Слепец ударился в панику.
— О твоем увольнении?.. А как же твои долги? Ты что, хочешь, чтобы тебя упекли за решетку?
Подручный ответил, что у него есть веские основания, может быть, даже жизненно важные, на какое-то время отложить работу.
— Видите ли, я подхватил чахотку, заразился где-то, — пояснил он.
Фонтан красноречия слепого иссяк. Он попросил Ксавье повторить, не будучи уверен в том, что правильно его понял. Подручный, не повышая голос, повторил ему, что болен чахоткой.
Нищий на миг оцепенел. Потом стал остервенело отплевываться.
— А я-то тебя только что расцеловал, да еще прямо в губы! Прямо в харю твою поганую!
Ксавье сказал, что слепцу не о чем беспокоиться, потому что он ему не любовница.
— Ты иногда бываешь таким законченным олухом, что в это даже трудно поверить, — проговорил нищий.
И снова стал плеваться во все стороны и тереть губы рукавом, таким заскорузлым, что им можно было оцарапаться.
— Ну, ладно, пожалуй, хватит, — сказал он через некоторое время, пару раз пукнув от сглазу. — Но ты-то как же? Или тебе безразлично, что ты загнешься со своей туберкулезной палочкой?
— Вы понимаете, — Ксавье доверительно улыбнулся, — я вылечусь, об этом не беспокойтесь.
— Почему ты так в этом уверен? Тебе что, привиделось это в башке твоей пустой?
Подручный от души посмеялся над этим предположением, потому что так оно и было — время от времени голова ему казалась колокольней, в которой гулял ветер.
— Я был у врача, и он сказал мне, что я вылечусь, если буду за собой присматривать. Мне просто надо отдохнуть, чахотка еще только-только начинается, она пока совсем слабенькая. Младенец такой, можно сказать. И кроме того, из тела моего уже почти все вышло.
— Новое дело! — саркастически произнес нищий. — И как же тебе это удалось?
— Вам бы лучше не переживать, а поторопиться. Уже без малого десять.
Слепец пошарил где-то в глубине необъятных штанин и вынул наружу приличный кусок бельевой веревки. Он привязал ее как поводок к шее плюшевого щенка. Когда они отправились в путь, игрушка волочилось за нищим по земле в трех шагах сзади. Взявшись за руки, слепец и подручный дружно шли в ногу, потому что оба были людьми привычки.
Вокруг ребенка сгрудилась толпа. От церквушки театральными декорациями остались стоять лишь фасад и колокольня. Маленький мальчик обращался к собравшимся людям с таким красноречием и так выразительно жестикулировал, что ему позавидовал бы даже Кот в сапогах. Его раздувающиеся штанишки, стянутые в коленях, восточные шлепанцы, ясный лик и возведенные кверху руки, так, как у нарисованных святых пророков, — все в нем дышало арабской утонченностью, удивительной легкостью и неземной воз-душностью, будто он был повелителем эфира.