Книга Особый отдел и око дьявола - Николай Чадович

– Буду весьма рад сотрудничать со столь энергичной и обворожительной особой, – Цимбаларь ответил любезностью на любезность. – Как раз и вопросик к тебе имеется. Сколько пишущих машинок в деревне?

– Три штуки. В конторе, в сыроварне, в клубе.

– Меня интересует очень старая, механического типа, со сбитыми литерами.

– Это в конторе. Ей, наверное, уже лет пятьдесят, если не больше. «Рейнметалл» называется. Уж и не помню, когда на ней в последний раз печатали.

– А как бы на неё взглянуть?

– Ничего нет проще, – Валька подхватила его под руку. – Пошли.

Взойдя на крыльцо конторы, не топленной, наверное, ещё с осени и потому, в отличие от соседних хат, глядевшей на улицу чистыми, незамёрзшими окнами, она не полезла за ключом в карман, как того следовало ожидать, а достала его из-за дверного наличника.

– Ключ всегда здесь хранится? – поинтересовался Цимбаларь.

– Сколько я помню – всегда. Кроме переходящего Красного знамени и почётных грамот, красть там нечего.

Забирая ключ, Цимбаларь со всей доступной ему вежливостью сказал:

– Спасибо за содействие. Ты мне, в общем-то, больше не нужна. Сам как-нибудь разберусь.

Пройдя тёмные сени и толчком отворив вторую дверь, он включил свет. За последние годы в бывшей колхозной конторе мало что изменилось. На стене – портрет Калинина, похожего на добренького бога Саваофа, забывшего нацепить свой нимб. В углу – свёрнутое знамя, под воздействием пыли превратившееся из красного в бурое. На столе – пишущая машинка, при виде которой возникали те же самые ассоциации, что и при знакомстве с фонографом Эдисона. На подоконнике три пустых стакана, ржавая консервная банка, полная окурков, и россыпи мышиного помёта.

Заложив в каретку заранее заготовленный лист бумаги, Цимбаларь настучал несколько случайно пришедших на память слов. Их графика имела те же самые отличительные признаки, что и текст подмётного письма.

Затем он по рации связался с Людочкой.

– Доброе утро. Ты уже встала?

– Ещё только собираюсь, – сонным голосом ответила девушка.

– Тогда извини за беспокойство. Дело, понимаешь ли, неотложное. Ночью мне сунули под дверь анонимное письмо.

– С угрозами?

– Нет, скорее с вежливым предупреждением. Похоже, что его автор находится в курсе некоторых наших проблем. Короче, с этим человеком не мешало бы познакомиться поближе. Пишущую машинку, на которой напечатано письмо, я уже нашёл. Она находится в бывшей колхозной конторе. Подойди сюда, если, конечно, не западло. Только не забудь захватить следственный чемоданчик.

– Через четверть часа буду, – ответила Людочка, расторопности которой мог бы позавидовать любой оперативник-мужчина.

– На улице старайся обходить людей стороной и ни с кем не заговаривай.

– Неужели мне и поздороваться нельзя?

– Здоровайся. Но с расстояния, оставляющего свободу для маневра.

– То есть возможность задать стрекача, – уточнила девушка. – Вот уж в деревне посмеются, если я стану удирать от первого встречного.

Обработав клавиши пишущей машинки графитовым порошком, Людочка сказала:

– Скорее всего, печатали в перчатках, что при такой температуре и не удивительно. Шерстяных ворсинок на клавишах не осталось, следовательно, перчатки были кожаные. На внешней стороне письма обнаружены отпечатки пальцев двух разных людей. Можно предположить, что они принадлежат тебе и старухе, нашедшей письмо… Текст вызывает определённый интерес. По своему недолгому учительскому опыту я знаю, как мало в Чарусе людей, способных излагать свои мысли так грамотно и связно. Тем более что обращение с пишущей машинкой требует некоторых навыков. Таким образом, найти автора будет в общем-то несложно… Другое дело, стоит ли этим заниматься. Ведь человек, написавший письмо, хотел нам добра.

– Тогда пусть он будет хотя бы последователен. Сказавший «а», должен сказать и «бэ».

– Возможно, он чего-то опасается. До нашего появления жизнь в Чарусе шла по своей накатанной колее, более или менее устраивавшей всех. Мы внесли в этот патриархальный быт раскол, а в перспективе можем вообще разрушить его. Автор желает сохранить статус-кво, но не хочет навлекать на нас беду.

– Он многое знает, вот в чём дело, – ответил Цимбаларь. – Зачем же упускать такого информатора?

Людочка, продолжая вертеть злополучное письмо в руках, сказала:

– Этот листок не из школьной тетради. Видишь, на линии сгиба нет следов от скрепок. И качество бумаги получше. Скорее всего, он взят из общей тетради большого формата, так называемой «амбарной книги». Не думаю, что в Чарусе их слишком много…

Теперь Цимбаларь нашёл Вальку Дерунову уже за околицей, где она наблюдала, как тракторист расчищает подходы к реке, из которой сельчане брали воду.

– Зачем же ходить по узенькой тропочке, цепляясь друг за друга коромыслами, если можно сделать нормальную дорогу, – пояснила она. – Я покойному свёкру сто раз об этом говорила… А на следующий год проложим водопровод от артезианской скважины, которая питает сыроварню.

– Благодарная общественность со временем поставит тебе памятник, – сказал Цимбаларь. – Возможно, даже конный. А я вот что хочу спросить. В вашем магазине продавали общие тетради большого формата, сделанные из хорошей глянцевой бумаги?

– Была летом пачка. Двенадцать штук. Одну я для учёта товаров использовала. А остальные по безналичному расчёту приобрёл клуб.

Уже рассвело, когда Цимбаларь, полюбовавшись увесистым замком, украшавшим двери клуба, направился к дому Зинки Почечуевой.

Утренний пейзаж был умопомрачительно прекрасен и за редким исключением состоял только из трёх красок – лазоревой, алой и белой. От всего, что было заметно теплее окружающей среды – от людей, от животных, из печных труб, – к небу восходил прозрачный сиреневый пар. Тень от церковной звонницы тянулась чуть ли не через всю деревню.

Именно в такие часы людей посещают мысли о том, что их жизнь, в общем-то, совсем не такая дрянь, как это казалось вчера вечером.

Навстречу Цимбаларю из-за поворота выехал возчик, возвращавшийся с сыроварни. Дорога здесь была такая узкая, что два человека ещё могли разминуться, а человек и сани – вряд ли.

Сплюнув с досады, Цимбаларь зашёл по колено в снег и сделал вознице энергичный жест рукой – проезжай, мол, поскорее. В этот момент он совершенно не думал об опасности, да и невозможно было бояться чего-то, видя простодушные и приветливые лица местных жителей.

К реальности Цимбаларя вернуло злобное ржание. Возница как бы специально горячил своего коня – молодого нехолощёного жеребца, – и без того обладавшего буйным нравом. На узкой дороге такое баловство грозило бедой.

– Эй, борода, поосторожней там! – крикнул Цимбаларь, но сани, стремительно набирая скорость и теряя пустые бидоны, неслись прямо на него.