Книга Фанера над Парижем - Людмила Милевская

— Да кто же? — опешила я. — Ведь количество участниковограничено.

— Вот ты, Мама, и думай, ведь ты же у нас самая умная, —порадовала меня Тамарка и тут же огорчила, продолжив:

— Ты самая умная, если тебя послушать. Короче, думай, а явыгодный кредит вырывать бегу.

И она убежала, омрачив мою жизнь в одно мгновение.

«Как же так? — расстроилась я. — Неужели и в самом деле этуинтригу затеял Коровин? А я-то думала, что он просто Турянскому помогал. Хотя,почему бы все это и не затеять Коровину? Он-то ничем не рисковал. Турянского кпраотцам бы отправил, капиталы бы унаследовал и жил бы поживал с Равилем… Эх,как есть хочется. Убьет меня эта диета. Когда-нибудь точно слюной захлебнусь…»

С этой мыслью я достала из сумочки пакетик жевательнойрезинки и, мысленно поблагодарив Марусю, положила ароматную пластинку в рот.

«Кстати, надо бы позвонить Марусе…»

Мой «Мерседес» тем временем, тихо урча мотором, выкатился напроспект. Светофор показал красный свет, и я затормозила. От потока несущихсяпо перекрестку машин рябило в глазах. Красный свет сменился на желтый, а следоми на зеленый.

Я уже собралась ехать, но вдруг мое внимание привлеклонеобычное, чарующее зрелище: из-за серого монументального здания сталинскойпостройки выплыла и повисла над проспектом аквариумная рыбка. Большая такаярыбка, красная с хвостом, напоминающим алую вуаль. Жабры ее ритмичновздрагивали, вуалеобразный хвост плавно шевелился, а толстые насмешливые губыпричмокивали, выпуская длинной вереницей пузырьки, медленно всплывающие впослеполуденное московское небо.

Боже, как красиво!

Сзади раздавались настойчивые сигналы, но я не могла двинутьавтомобиль с места, зачарованно следя за рыбкой.

«Надо позвонить Марусе и рассказать про рыбку, — подумала я.— Правильно, я же собиралась позвонить Марусе».

А рыбка пухла, на глазах увеличиваясь в размерах, и бока ееуже касались зданий. Серый сталинский дом, не выдержав натиска ее плоти, сталтрещать и разваливаться. Огромные его обломки, словно после взрыва, разлетелисьв разные стороны. Один из них летел прямо на меня…

«Сейчас появится старушка, — подумала я, — и девочка, инервный мужик. Мужики все нервные».

В общем, закончилось все карнизом, в самом прямом смыслеэтого слова: я стояла на широком карнизе того самого сталинского дома, которыйразвалила аквариумная рыбка. Одна моя рука судорожно сжимала металлическийкрюк, вколоченный в стену дома (видимо, на нем когда-то держалась водосточнаятруба), а вторая сжимала сотовый телефон.

На этот раз я не растерялась — теперь у меня появился опыт.

«Так, — подумала я, — сначала жвачка, потом карниз. Теперь,когда выяснена последовательность, стоит позвонить Марусе, ведь это она меняугостила жвачкой».

Только я так подумала, как раздался звонок. Звонила (о,чудо!) Маруся.

— Старушка! Епэрэсэтэ! — радостно закричала она. — Лелю иТурянского выпустили прямо вместе с Перцевым! Леля с Турянским разводится ивыходит за Перцева, а Равиль! Нет, я прямо вся упаду!

— Это я прямо вся упаду! — разъярилась я. Но Маруся меня неслушала.

— Епэрэсэтэ! Старушка! — вопила она.

— Что — епэрэсэтэ? Что — старушка? — заглушая ее,воскликнула я. — Лучше скажи, где ты жвачку взяла? Ты же терпеть ее не можешь.

— Да, я не могу терпеть эту жвачку, — подтвердила Маруся. —Она перебивает мне весь аппетит, поэтому я тебе ее и отдала.

— Это ясно, а зачем ты ее купила?

— Я купила? Стала бы я покупать. Равиль меня угостилжвачкой, а я сразу же тебя переугостила, ну, чтобы добро не выбрасывать.

Я изумилась:

— Равиль? Постой, откуда взялся Равиль? Это же у Кольки всалоне происходило, ведь это там ты мне подсунула идиотскую жвачку.

— Правильно, там, — согласилась Маруся. — Как раз в тотдень, когда ты у Кольки Косого свой облезлый парик стригла, а потом незнамо какугодила на карниз.

Передать не могу, как я разволновалась.

— Маруся, умоляю, расскажи поподробней, как все случилось сожвачкой! — закричала я, стоя на этом дурацком карнизе с телефонной трубкой вруке.

— Да никак и не случилось, — флегматично ответила Маруся. —Мы были в салоне. Пока Колька Косой терзал твой парик, я скучала, сидела, натебя глазела, зевала, слушала, как ты измываешься над стилистом, потом мненадоело, и я вышла в холл. Тут и подвернулся Равиль в стильной такой шляпе сширокими полями. Он меня жвачкой и угостил и предложил угостить тебя. Я тут жепрямо всю ее тебе и отдала, когда Колька Косой меня в кресло посадил.

— И что я сделала?

— Ты сказала, что зверски хочешь жрать, распечатала брикетики сунула пластину в рот, а потом вдруг по магазинам умчалась, бросив меня уКольки Косого прямо всю одну.

Вот что сообщила мне Маруся. И я, в нечеловеческих условиях,стоя на карнизе, сделала последнее открытие: интригу затеял Равиль, чтобы потомизбавиться от Коровина и зажить свободной жизнью. Очевидно, такой жвачкой онпользовался, когда выходил в астрал для общения с духами.

Какой умница Равиль, раз разглядел во мне сильнейшегопотенциального врага и подсунул жвачку, пропитанную психотропом. Уж он-то знал,кого надо срочно нейтрализовать или (на худой конец) дискредитировать. Выставивменя психически ненормальной, он рассчитывал поломать игру Лели, котораянадеялась загрести жар моими руками, о чем она имела глупость ему рассказать.

Но Равилю не удалось вывести из игры мой ум. Мой ум незапугать никаким карнизом, не смутить никаким психотропом, бог знает каквнедренным в жвачку, — однако, что же там было в народной мудрости послезадницы с лабиринтами? Скажет мне кто-нибудь или нет? И долго ли протянет нашТурянский? А Коровин? Сколько осталось ему жить после того, как он завещал своедобро возлюбленному Равилю?

Из этой истории вытекают два вывода: любовь — глупость, азавещание — штука, которую мог придумать только нехороший человек.

Но когда же меня снимут с карниза?