Книга Проклятый горн - Алексей Пехов

— А о Хартвиге знала? — усмехнулся я.

— То, что рассказала Мириам? Нет. Я думаю об этом весь день и кажусь себе чудовищем. Ведь раньше я считала землетрясение в Солезино ужасной катастрофой. А теперь выходит, что оно едва ли не благословение. Стихийное бедствие уничтожило законников, умеющих создавать людей со способностями, как у Хартвига.

Я понимал ее отношение. Позицию магистра. Но не преминул напомнить:

— Превращать людей в ключи от рая является наследием Братства.

— Которое оно получило от Константина, зарвавшегося в игре в бога. — Она не дала себя смутить.

— По словам Мириам, мы лишь раз использовали это знание и после зарыли его так глубоко, что оно всплыло только сейчас. Причем у тех, кто откололся от нас.

Гертруда приподнялась на локте, и ее глаза сверкнули в пламени свечи.

— Константин — фигура мифическая, Людвиг. Мы о нем мало что знаем, потому что, когда северные племена, предки нынешних фирвальденцев, альбаландцев и бьюргорнцев, разграбили Ливетту, пострадали имперские архивы. Те самые, послужившие основой для архивов Риапано и Водяной библиотеки дожей. После Великого пожара, который разожгли варвары, уцелело совсем немного старых книг. Человечество лишилось множества знаний по науке, магии и конечно же истории. Потеряв знания, факты. И остались лишь домыслы об императоре.

— Ну, Мириам раскрыла для нас нечто новое.

— Пусть так. Но чтобы понять правду, реальное положение вещей, нужно отправиться в прошлое. А на такое никто не способен.

Я поежился:

— Боюсь, что теперь прошлое оказалось в настоящем и ходит по дорогам, создавая темные кинжалы.

Она заглянула мне в глаза, и я почувствовал ее дыхание на своей щеке.

— Людвиг, иногда ты пугаешь меня тем, что так веришь другим. — Она сказала это мягко, не желая меня обидеть. — Вальтер врал. Или заблуждался. Или решил подшутить над тобой в конце своей дрянной жизни. Быть может, он и видел кого-то, похожего на Константина, но это точно не тот человек, что правил миром и владел двумя темными кинжалами.

— Почему?

Ее голова упала мне обратно на плечо.

— Потому, что ни один человек не может прожить полторы тысячи лет. Даже если у него есть светлый и темный кинжалы и он каждую минуту будет тыкать ими в людей и души. Поверь, такое нельзя, невозможно скрыть. Чтобы поддерживать свою жизнь так долго, нужны тысячи человеческих жизней. Когда я получила от тебя письмо, я провела некоторые расчеты. Усыпальницу Константина разорили девятьсот лет назад, его останки вышвырнули из гроба в реку. От него осталась лишь память. Я как никто другой верю в мистицизм и волшебство, но всему должны быть разумные пределы.

— И объяснения, — подхватил я. — Друг Проповедник высказал одно.

Она негромко и с сомнением хмыкнула.

— Он может лишь ворчать, ныть да читать при виде меня молитвы. Хотя в последнее время делает это гораздо реже, чем раньше. Ну же, пролей свет на его открытие.

— Старый пеликан считает, что Константина могли выпустить из ада, чтобы тот, создавая кинжалы, открыл врата для демонов. Пришлось разрушить его теорию, сказав, что даже если некоторые души и вырываются порой из ада, то они все же остаются душами, а не людьми из плоти и крови. А если и могут добыть себе тело, то оно вряд ли будет как две капли воды похоже на прежнее.

— Разумно, — поразмыслив, произнесла девушка. — Но у меня есть два объяснения. Оба совершенно рациональные и приземленные. Первое — этот человек просто похож на изображение, которое создал художник. Двойники в нашем мире встречаются.

— Двойник? Нет, Гертруда, он самый настоящий доппельгангер.[12]

— Быть может, ты и прав, — согласилась она. — Вторая версия такая: кузнец — колдун. После событий в Крусо это неоспоримо. А многие владеющие темным искусством умеют создавать личины. Предположим, тот, кого мы ищем, без ума от императора Константина и решил стать им.

— Как бы то ни было, теперь мы хотя бы знаем, как он выглядит.

Она не спеша стала заплетать в короткую косу успевшие отрасти с зимы светлые волосы.

— Стран много. Сейчас он может скрываться в любой из них. В каком угодно городишке, поселке, лесном хуторе. Его внешность не упрощает поиск. К моему сожалению. Если бы у меня было хотя бы что-то, принадлежавшее ему… я бы попробовала найти его. — Гера вздохнула. — Слишком много «бы». Я мечтаю о том, чего не случится. А мечтами, как известно, реальные дела не делаются.

В открытое окно влетел небольшой филин, описал бесшумный круг по комнате и выпорхнул в ночь. Все произошло так быстро, что я не мог поклясться в реальности происходящего. Колдунья соскользнула на пол, босой подошла к стулу и начала одеваться.

— Что ты делаешь? — удивился я.

— Пора нанести визит главе тайной службы, — сказала она, натягивая белую рубашку с воротником-стойкой. — А затем еще в одно место.

— Сейчас? В середине ночи?!

— Ну, он большой оригинал и предпочитает работать в это время суток. Ты со мной?

— Конечно. — Я тоже слез с кровати, пытаясь в густом мраке разобраться в валяющейся на полу одежде, выудил жилет, отбросил в сторону. — Что за вторая встреча?

Она помешкала.

— Надо убить кое-кого. — Гертруда резко дунула на свечу, но та, вопреки моим ожиданиям, не погасла, а загорелась еще ярче, заполняя всю комнату теплым и уютным желтым светом. — С этим я справлюсь без тебя.

Она стала затягивать шнуровку на сапоге в тот момент, когда я застегивал пояс с висящим на нем кинжалом.

— Спасибо, — произнесла Гера. — Ты никогда не наседаешь и ждешь, чтобы я все сама рассказала.

— Наседать? За меня это обычно делает Проповедник. Но я не прочь узнать подробности. Всегда следует быть в курсе, в какие неприятности влипает тот, кто тебе дорог.

— Что ты знаешь о Конклаве? — внезапно спросила она.

— Лишь слухи. Сообщество магов старается не афишировать свое присутствие. О Конклаве слышали все, но каждый говорит разное. Вплоть до того, что такой организации и вовсе не существует. Мол, Церковь ее уничтожила давным-давно.

Гертруда провела в воздухе волнистую линию:

— Волшебство как река. Она протекает через наш мир, и, даже если ты поставишь плотину, которой сейчас является Риапано, она найдет другой путь. Конклав объединяет всех носителей дара. И диких волшебников, не подчинившихся вере, и тех, кто получил патент, официально защищающий от костра.

— Риапано о Конклаве не знает?

— Знает. Пытается контролировать, во всяком случае, официальную, светлую часть. Ту, которая на виду. Но у древа глубокие корни. Клирики могли бы перерубить многие из них.