Книга Собака и волк - Пол Андерсон

Она подняла руку, как бы успокаивая отца.

— Я ничего не утверждаю, — напомнила она. — Очень может быть, что он невинен. Пусть он сам вам расскажет.

— Его сейчас нет. — Грациллония замутило. — Мы ходим в разведку в любое время года.

— Вот когда вернется, мы с ним поговорим, — угрожающе сказал Бэннон.

Нимета улыбнулась.

— Но лучше пока помалкивать обо всем, — предложила она.

Грациллоний знал, что это невозможно. Стоит лишь Бэннону дойти до своей деревни.

II

Слухи распространились в тот же день. Грациллоний уверился в этом, когда к нему прибежала рыдающая, полубезумная Юлия.

— Они рассказывают такие вещи о Кэдоке. Служанки разговаривали об этом, когда думали, что меня нет поблизости. Что с ним теперь будет? А с нашим Иоанном? Ох, папа…

Он прижал ее к себе и утешал, как мог, а под конец заверил, что пойдет к Корентину.

— Слышал, — сказал епископ. У него повсюду были люди, доносившие новости. — Разумеется, это не имеет под собой никакого основания. Дети просто попали в беду, а ребенка принесли в жертву. Сам Христос подтвердит невиновность Кэдока. Но, сам знаешь, язычники живут без Его защиты. Во всех неудачах они всегда винят потусторонние силы да заговоры. Да к тому же бесконечные зимние ночи кого хочешь с ума сведут. Легче жить с ненавистью, чем со страхом: у тебя есть кого атаковать. И… боюсь, сам Кэдок отчасти в этом виноват. Уж слишком он ретив. Проповедничество явно не его призвание. Позже я с ним об этом поговорю.

— Если у вас будет шанс, — сказал Грациллоний. — Как можем мы защитить его, не говоря о том, чтобы обелить его имя?

Корентин вздохнул:

— Я и сам вряд ли пользуюсь авторитетом среди язычников. А почему бы тебе…

Из-под кустистых бровей глянули на него проницательные глаза.

— Ты мог бы найти виновника, ничего не скрывая. Если захочешь.

Грациллоний скоро ушел от него и направился к Апулею. Сенатор принял его любезно, хотя и несколько рассеянно. На его просьбу о понижении налогов в отношении Конфлюэнта поступило письмо, что рассмотрение этого вопроса задерживается. Угроза со стороны германцев заслонила все остальное. Страх усилился, когда император Гонорий, после нашествия вестготов в Италию, перенес столицу из Медиолана в Равенну. Тамошние прибрежные болота предоставляли дополнительную безопасность, а море — возможность бегства в Константинополь. Опасность не была преувеличенной: ведь защитные линии Редонума ослабели.

— Всей душой сочувствую вашей дочери, — сказал Апулей, — и ее мужу. Каково-то будет ему, когда он вернется. Скверная история. Но что я могу? Приставить к нему круглосуточную охрану? У нас все охранники наперечет, вам это известно. Лучше всего отправить его… их подальше отсюда. Попытаюсь это устроить.

— Если только его не убьют по дороге домой, — сказал Грациллоний.

— Избави Бог. Я буду молиться. Может, и вы тоже…

И опять Грациллоний поспешил распрощаться. После отъезда Руны неловкости между ним и двумя его друзьями поубавилось, но прежняя сердечность так и не восстала из могилы. Не лучший выход — отправить отсюда Юлию. Ей тоже будет тяжело. Корни ее оставались в Конфлюэнте. А Кэдок? Что ему делать среди римлян? Ни статуса, ни денег, ни ремесла, которым можно было бы заработать на хлеб. Кончится дело тем, что все они угодят в рабство.

Если бы здесь был сейчас Руфиний. Как нужен был сейчас Грациллонию этот мошенник! Между ними тоже был некий барьер. Грациллоний и сам не знал, почему. Ведь они вдвоем прошли через такие передряги, но сблизиться так, как с Парнезием, им так и не удалось. Похоже, Руфиний боялся открыть себя полностью. Может, потому, что чувствовал вину за катастрофу в Исе? Грациллоний не уставал говорить ему, чтобы он забыл об этом. Может, у него это не получалось? А, может, что-то случилось с ним в молодости и оставило рубец на сердце?

Он, однако, всегда готов был дать совет. Уж он-то, как лиса, нашел бы хитрый выход из этой ловушки. Какой же?

«До чего же неповоротливый у меня ум, — думал Грациллоний. — Но если я буду упорствовать, то, может, куда-нибудь и приду. Действуй, солдат».

В ту зимнюю ночь он лежал без сна, пока на востоке не посветлело. Мысли, не находя ответа, бродили в потемках по замкнутому кругу. Раза два он пожалел, что рядом нет Руны или какой-то другой женщины. С нею он забылся бы на время, а потом уснул. В принципе он бы не сказал, что тоскует по Руне. Нет у него права ходить по проторенной дороге, словно солдат на побывке. Ведь он центурион…

Когда он вышел из дремы, день клонился к вечеру. Открыв глаза, увидел вдруг некое решение. Обдумывая его, он, пока не зашло солнце, делал необходимые приготовления, а затем улегся и крепко заснул. Когда вышел из Конфлюэнта, на небе горели яркие звезды.

Он поехал бы на Фавоние, но в этот раз путь его лежал по лесным нехоженым тропам. Когда добрался до хижины Виндолена, забрезжил рассвет.

Бывший багауд и его жена приветливо встретили гостя и поставили перед ним лучшую еду и вино, какие нашлись в их небогатой кладовой. Два года назад они приглашали к себе короля Иса, чтобы тот прикоснулся к их заболевшему сыну. Лихорадка у мальчика и в самом деле прошла, хотя Грациллоний сомневался, что он был тому причиной. Теперь он пришел к ним с просьбой.

— Вы, наверное, слышали, что зять мой обвиняется в колдовстве — про него говорят, будто он ворует детей и приносит их в жертву демонам? — спросил Грациллоний.

Лесник испуганно потянулся к маленькому гром-камню, напоминавшему по форме наконечник стрелы. Люди иногда находили такие камни и считали, что они приносят счастье. Потирая его, пробормотал:

— Кое-что слышал, господин.

— Это все вранье. Слышишь? Я, король Иса, клянусь в том, что это вранье.

— Ладно, господин. Если уж вы клянетесь, то так оно и есть.

— Он скоро вернется домой из последней разведки. Я должен встретить его прежде других и доставить домой в целости и сохранности. Потом я докажу людям его невиновность. Можешь ты мне в этом помочь?

— М-м-м… — Худое лицо его покрылось задумчивыми морщинами, выцветшие глаза смотрели вдаль. — Если вам известно, где он может быть — на севере ли, на западе или на востоке… м-м-м… на каких тропах, реках…

Азарт охотника заглушил осторожность.

— Попытаюсь, господин.

— И после того помалкивай, и ты, и жена, и детям накажи. Во имя богов этой земли и богов преисподней ты обязан молчать.

Похоже, Виндолен обиделся.

— Господин, у римлян я научился держать язык за зубами и научил этому домашних. Неужто мы станем болтать об этом чумазым крестьянам?

Грациллоний не стал ему говорить, что и ему самому нужно было держать рот на замке. Ведь он сейчас имел дело с одним из людей, которых Рим приказывал ему ловить и выдавать властям. Надежда была лишь на одно: они и не ожидали от него того, что он будет этот приказ исполнять.