Книга Дурная кровь - Деклан Хьюз

Теперь Барбара плакала, тихо сквозь рыдания повторяя «нет».

– До недавнего времени я не был в этом уверен. Питер был застрелен из того самого пистолета «Глок-17», что и человек, чей труп нашли в ратуше. Если бы там было тело моего отца, или если бы там был Кеннет Кортни, связь не просматривается. Но если тот труп – Джон Доусон, значит, одним и тем же оружием убили и отца, и сына, значит, скорее всего спустила курок одна рука. И вполне возможно, что это сделали вы, Барбара.

Глаза Барбары Доусон вызывающе горели, но лицо ее посерело.

Кортни налил себе еще виски, выпил почти до дна и поднялся, качаясь, но владея собой; он в обвиняющем жесте направил указательный палец на дрожащую Барбару Доусон.

– Значит, собственного сына, – голос у него дрожал. – Свою плоть и кровь. – Барбара не смотрела на него, не доставила ему удовольствия удовлетворить неожиданные потуги изобразить оскорбленную добродетель. Он обернулся ко мне: – Я-то считал, что это было самоубийство.

Его блеклые глаза молили о понимании, о прощении, об отпущении, которое никто ему не мог дать. Он осушил свой стакан, снова его наполнил и рухнул в кресло. Я обратился к Барбаре:

– А Линду-то за что? Зачем вам понадобилось убивать ее?

– Она знала. Или почти знала. Или навела бы тебя, – сказала Барбара.

– Знаю, Барбара. Да иполиция тоже в курсе. Им известно, что сообщение на мобильник было сфальсифицировано, чтобы получилось, будто я сам его послал. Они искали машину Линды. А теперь, когда я им сказал, где она, они готовы вас забрать.

– Я не собиралась… – ее голос дрогнул.

– Не собирались что? Душить ее?

– Я только хотела поговорить с ней. Попытаться объяснить… Она закричала, чтобы я ушла. Повернулась ко мне спиной, начала по мобильнику вызывать полицию. Я не знала, что делать…

– Не знали, что делать, оставалось только убить. Вы оказались в тупике, верно? Давайте я вам расскажу, как вы это сделали. Очень легко. У вас всегда на шее шарф, верно? Пластическая хирургия не помогла. Вы его сняли, и ее им задушили, – высказал я свою догадку.

У Барбары задрожали губы, в ее огромных глазах заблестели слезы.

– Бедная Линда, – громко заявил Кортни, как будто только сейчас проснулся. – Я ее очень любил. Она была для меня как дочь.

У него был гулкий голос, хриплый с перепоя, а эти слова прозвучали, как заранее заготовленная речь. Пьяные слезы потекли по его одутловатому лицу.

– Лучше бы Джемму оплакивали, свою родную дочь, которую бросили, – сказал я ему.

– Думаешь, я ее не оплакивал? Думаешь, я не жалел каждый день о выборе, который сделал?

– Джемме Гранд нужна ваша помощь. Вы знали, где она живет? В той дыре у канала. И ничего для нее не сделали?

– Я принял меры, чтобы ей помочь, когда умру, – признался Кортни. – Я бы давно для нее что-нибудь сделал, но мне эта женщина не давала, эта Барбара Доусон, Барбара Лэмб, а может, лучше сказать так: Барбара Халлиган. Потому что Питер говорил правду, Барбара – Халлиган.

Барбара подняла голову и посмотрела на Кортни, ее залитое слезами лицо исказила боль. Кортни пересек комнату и присел рядом с ней.

– Да, мы все об этом знали. Барбара Лэмб, незаконная дочь старого Джорджа Халлигана. Потому она и была такой неуправляемой, потому и разрешала она себе больше, чем остальные святоши у нас в Виллас. Она позволяла себя трахать, когда остальные не разрешали даже поцеловать. Причем в глубине души, при такой внешности, она была порочна. И сейчас такая. Если это есть в крови, от этого никуда не денешься.

Был такой момент, когда я понял, что сейчас произойдет. Но слишком поздно. Время как бы повернуло вспять, и лицо Барбары Доусон снова стало залитым слезами лицом ребенка, болезненно переживающего очередное унижение; и в этот момент путь Барбары от Фэйган-Виллас до вершин Каслхилла закончился, и она вернулась назад, прямо туда, откуда его начинала.

Барбара Доусон выстрелила в Кеннета Кортни три раза. Первые две пули попали ему в грудь, третья в горло, кровь брызнула фонтаном из его затылка. На пол он упал уже мертвым.

Она поднялась и повернулась ко мне, губы ее запеклись:

– Он все наврал, – она трясла своей прекрасной головой. – Наврал, наврал, наврал.

Она все повторяла эти слова, отрицая позор, отрицая – что? Свое рождение? Свою судьбу? И твердила одно: «Наврал, наврал, наврал».

Уже второе утро подряд от холмов Каслхилла эхом отдавались сирены полицейских машин. Я поднялся и направился к двери.

– Ты куда? – спросила она.

– Домой, – ответил я уже от дверей холла.

– Я – Барбара Доусон, я у себя дома, – объявила неизвестно кому Барбара. – Я – Барбара Доусон. Это мой дом.

Я услышал выстрел, но не остановился. Послышался приглушенный шорох, как будто на пол падает пальто. Я прошел через холл, увешанный портретами воображаемых предков Барбары, и вышел через парадную дверь в туманный светлый день.

Глава 28

Там оказались все: из Сифилда – инспектор полиции Рид и сержант Доннли, из НОУР – инспектор О'Салливан и сержант Джерати, немыслимое количество полицейских. Они только мельком глянули на дом, и тут же обнесли его лентой. Ожидая прибытия технических служб и патологоанатома штата, мы стояли в палисаднике, и я отчитался за все, что произошло. Только не рассказал о своей встрече с Джорджем Халлиганом. Джерати то и дело прерывал меня, стараясь так повернуть мои слова, чтобы я оказался виноватым, пока О'Салливан не приказал ему заткнуться, пока Дэйв Доннли не дал ему в морду. После этого Джерати довольствовался тем, что хмурился и строил мне пугающие гримасы. После того, что я пережил, гримасы Майлса казались мне детскими страшилками. Когда я все сказал, двум полицейским поручили отвезти меня в полицейский участок Сифилда, где я должен был подать официальное заявление. Инспектор полиции О'Салливан, на котором крупными буквами было написано «начальник», заверил меня, что я получу любую необходимую консультацию. Для Майлса Джерати это было уж слишком, и он негодующе зафыркал:

– Консультации? Лучше бы хорошенько врезать ему сапогом по заднице.

Почему-то меня это высказывание невероятно развеселило, поскольку оно было родом из того мира, в котором все проблемы решаются просто. Поджидая, пока полицейские меня заберут, я поймал себя на том, что с ностальгией вспоминаю о том мире, том месте и времени, в котором не было ничего серьезнее, чем то, что решалось простым пинком сапога по заднице. Раза два Дэйв Доннли подходил с просьбой поговорить, но я просил его повременить. У меня уже не было ощущения срочности. Вроде бы больше некому умирать, верно?

В полицейском участке Сифилда со мой разобрались быстро: составили заявление, я подождал, пока его напечатают, подписал. И меня отвезли домой.

На подъездной дороге стоял желтый контейнер; я заказал его еще утром, до того, как передал Десси Дэйву и до встречи с Джорджем Халлиганом. Я подумал, что надо бы отдохнуть хоть немного, но в доме не на что было сесть, и я знал, что все равно не усну. Закатал рукава, открыл двери гаража и начал загружать в этот контейнер всю ломаную мебель, рваную обивку и прочий хлам. На все у меня ушло часа два. В контейнере еще оставалось много места, так что я выбросил все кровати со второго этажа; Халлиганы не успели их до конца доломать, но кровати все равно разваливались: покрытые пятнами плесени матрацы были продраны и просели, из них торчали пружины. Вместе с ними в контейнер отправилась самодельная спальная мебель из пластика и фанеры. Мама сберегла уйму старых игрушек и детских книжек, я их сложил в коробки, чтобы отнести в благотворительный фонд, вместе с книгами в бумажных обложках и журналами, которые собирала мама.