Книга Базилика - Уильям Монтальбано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтоб ему ни дна, ни покрышки. И нет вины на ребятах из Нью-Йорка или настоящих сотрудниках безопасности из Ватикана.
Треди усмирил хор возражающих голосов, начав действовать. За считанные мгновения папа был облачен во все свое великолепие. Он расправил плечи, протянул руку, взял свой пастырский посох и позвал сицилийского кардинала, который был его первым министром и министром иностранных дел.
— Командуйте парадом, Калоджеро, — распорядился он.
Затем папа прошел к боковой двери зала. Альтамирано, я и еще несколько человек последовали было за ним, но он поднял руку: останьтесь.
— Божье благословение, — сказал папа и сделал решительный шаг к безумствующей толпе.
Я не раз потом просматривал пленку — это была самая лучшая запись, которую когда-либо делали телевизионщики.
В неразберихе, царившей на стадионе, Треди можно было увидеть сначала у левого края алтаря, тыльная часть которого выходила к закрытой части стадиона. Восторженный гул доносится с трибун правой части поля. Затем он идет вперед, медленно и решительно, твердо глядя прямо перед собой. Уже все на стадионе могут его видеть. Еще больше криков и воплей. Он не обращает на них внимания.
Какой-то специалист за пультом управления приглушил освещение стадиона и направил на папу луч прожектора. Перед папой выросла его тень, когда он, как обычно, начал медленное восхождение к алтарю по лестнице в сорок одну ступеньку.
Он пришел, чтобы сделать кое-что, это было понятно. Но день был длинный. Он — усталый офисный служащий, вернувшийся домой с работы, водитель грузовика, у которого ноют руки и стучит в висках, учитель с кипой домашних заданий для проверки, изможденный шахтер, поднявшийся из шахты. К тому времени, когда он преодолел три четверти пути вверх по ступенькам, люди забыли о потасовке.
Папа был там, он был один. Человек, символ, идея. Наверху лестницы он низко кланяется алтарю. Поворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с гигантской толпой; крупный план, видно сосредоточение на его лице.
Это момент, когда начинается месса. Вместе с папой должны присутствовать пятьдесят три прелата в торжественных одеждах, восемнадцать алтарников: трое, несущие ладан, опытные чтецы Ветхого Завета, Миссала и Евангелий; Рейлли, который проводит торжественную церемонию принятия митры и так грациозно складывает ее, в идеальной последовательности переворачивает страницы лежащего на престоле Священного Писания и всегда следит за тем, чтобы папа кланялся в нужную сторону.
Но помост зиял пустотой.
Папа был один. Он должен был начать мессу. Вместо этого он подошел к микрофону.
— Друзья мои, — сказал он по-английски, который, когда ему было нужно, становился не только идеальным, но еще и с нью-йоркским акцентом, так как здесь он учился в университете, — я счастлив быть здесь с вами сегодня вечером, и вижу, что кое-кто из вас решил начать веселье без меня.
Послышался смех, шелест.
— Женщинам — свободный выбор! — донесся крик приблизительно от второй базы, но отклика не получил. Люди слушали одинокую фигуру.
— Нас много. Мы едины, — сказал он. — Сегодня вечером я прибыл сюда, чтобы отслужить вместе с вами мессу. Только вы, я и, — поднятый вверх палец, — Господь. Разве нам нужно что-то еще? На самом деле вам и я не особенно нужен. Этот танец — для двоих.
Опять смех, крики, но не так интенсивно.
— Я знаю, что большинство из вас пришло сюда, чтобы разделить со мной чудо и таинство мессы. Если здесь есть те, кто пришел по другой причине, кто пришел, чтобы выразить свое отношение к другим вопросам, волнующим вас, я уважаю это. Но прошу вас, в свою очередь, проявить уважение к тем, кто пришел на совместную молитву. Опустите ваши плакаты и кулаки. Останьтесь с нами на церемонию, я вас приглашаю. Если кто-то не желает слушать мессу, пожалуйста, уйдите сейчас. Идите с миром.
Позже репортеры нашли несколько сотен человек, сказавших, что они ушли со стадиона в знак протеста, но, глядя на монитор, я заметил лишь небольшое движение в толпе. В комнате для переодевания было так тихо, что можно было бы услышать, как падает облатка.
Он постоял там, в наэлектризованной тишине, минуты две, словно ожидая ухода огромного количества народа. Затем сказал:
— Поскольку сегодня ночью должно состояться такое особенное для всех нас событие, я хотел бы, чтобы вы присоединились ко мне в моей любимой молитве, объединяющей всех христиан по всему миру. Мы читаем ее на каждой мессе: «Отче наш»…
Толпа молится. Затем Треди поворачивается к престолу. Он оставляет свой посох и без всяких церемоний снимает митру, затем обходит престол, чтобы снова оказаться лицом к толпе, и начинает мессу.
— У него нет Священного Писания! У Его святейшества нет никаких книг!
Кардинал-архиепископ Нью-Йорка был на грани удара. Поднялась невероятная суматоха. Обычно Библия для мессы уже лежит на главном престоле слева от проводящего службу, когда тот подходит к алтарю.
Но престол папы был пуст.
Через минуту или около того появляется Миссал, пухлая книга в красной обложке, и я вижу, как затевается короткая борьба за то, кто понесет его папе. Единственным возможным победителем оказался нью-йоркский кардинал, но я не принял во внимание монсеньора Рейлли, ватиканского смотрителя всех алтарных правил.
— Его святейшеству не нужен Миссал, спасибо, ваше высокопреосвященство. На сегодня он знает мессу.
— Но чтения, Евангелие…
Рейлли и Ночилла с Альтамирано выстроились у двери в стрелковую цепь. Они выглядели так, словно готовы были дать отпор первому, кто захочет отнести папе Миссал.
— Пожалуйста, ваше высокопреосвященство, Его святейшество сможет, — говорит Ночилла, который, будучи кардиналом — первым министром Ватикана, превосходит по рангу кардинала-рхиепископа Нью-Йорка примерно на две звездочки.
У престола Треди завершает предначинательную молитву и «Славу в вышних Богу» и поднимает взгляд.
— Для сегодняшней мессы есть три чтения, но я не захватил с собой Лекционарий. Может кто-нибудь одолжить мне свой?
Снова суета в толпе и коллективное изумление. Папа забыл Лекционарий! Прошла минута смущения, и полицейский в шлеме из отряда по обеспечению порядка вскарабкался по ступенькам с одолженным у кого-то небольшим молитвенником. Я разглядел красные закладки-ленточки, которыми были отмечены чтения на тот день.
Папа сказал:
— Очки я тоже забыл. Пожалуйста, прочтите вы.
Немая сцена у престола. Полицейский оглядывается; рядом больше никого нет. Указывает на себя: «Я?» Папа кивает.
«Я!»
— Пожалуйста, — говорит папа.
Полицейский, а им оказалась женщина, снимает шлем, встряхивает головой, чтобы высвободить гриву густых черных локонов, и отчетливым чистым голосом читает два поучения.