Книга Ночь для двоих - Шерри Томас

— Лучше уж я буду идиотом, — заявил он.

Тогда он не понимал, что, будучи гедонистом, он, по крайней мере, мог бы периодически высказывать собственное мнение по тем или иным вопросам. В роли идиота такой отдушины не было. И чем лучше он играл свою роль, тем больше изолировал себя от общества.

В те дни леди Джейн рекомендовала ему не принимать решение сразу. Но ровно через два дня его сбросила лошадь. Вир сразу понял, что серьезный несчастный случай следует использовать, тем более что гостем леди Джейн оказался доктор Нидхам. Если доктор скажет свое веское слово, никто не усомнится, что у Вира на самом деле не все в порядке с головой.

Таким образом, появилось совершенно правдоподобное основание внезапного превращения Вира в идиота. Теперь ему следовало сделать выбор: что сказать Фредди?

Если бы не случайная обмолвка леди Джейн, скорее всего решение было бы другим. Вир и Фредди всегда были близки. Пусть Фредди не умел врать, но в этом случае у него и не было такой необходимости. Вир сам распространил новость. А если бы кто-нибудь обратился к Фредди, тот мог просто сообщить диагноз Нидхама. Преданность младшего брата старшему была хорошо известна. И если бы он продолжал восхищаться умом и сообразительностью Вира, слушатели пришли бы к выводу, что парнишка никак не может смириться с реальностью.

Но Фредди лишил Вира возможности отомстить за смерть матери. И Вир в качестве ответной любезности сохранил свой секрет и от него.

Когда Вир еще всем сердцем ненавидел свою супругу, это было частично потому, что она своей ложью и театральными талантами была слишком похожа на него.

Но это было лишь внешнее, поверхностное сходство. Если копнуть глубже, он был человеком, сломленным в возрасте шестнадцати лет. После этого он уже никогда не был прежним. А Элиссанда, какой бы несовершенной она ни была, обладала устойчивостью к внешним воздействиям и способностью восстанавливаться, о которой он мог только мечтать.

Ее рука оставалась в его руке — пальцы были вялыми от сна. Он хотел посидеть с ней, пока она не уснет, но уже занимался рассвет, а он так и не встал со стула, охраняя ее от возможных кошмаров.

Он хотел всегда охранять ее от ночных кошмаров.

Мысль, в общем-то, не слишком его удивила. Теперь уже не было смысла отрицать очевидное: он любит ее. Но он был недостоин ее — по крайней мере, в своем нынешнем облике.

Он знал, что должен сделать. Но хватит ли у него для этого смелости и... простоты? Было ли его желание идти рядом с ней и защищать ее сильнее приобретенных за долгие годы привычек?

Маркизу казалось, что он стоит на очень высокой скале. Сделай шаг назад, и все будет как всегда. Но для того, чтобы шагнуть вперед, нужно было преодолеть себя. Совершить «скачок веры». А у маркиза не было веры, особенно когда речь шла лично о нем.

Тем не менее, он хотел, чтобы Элиссанда взглянула на него так, словно у него полно возможностей. Словно у них много возможностей.

А для этого он сделает то, что должен. И будь что будет.

Глава 21

Смерть в семье, особенно при столь напряженных обстоятельствах, требует больших хлопот.

Тело Эдмунда Дугласа следовало получить и захоронить, необходимо было встретиться с его поверенными, уточнить положения его завещания и решить, что делать с поместьем. В другой ситуации все это легло бы на плечи Элиссанды. Но поскольку ее лицо сильно пострадало в схватке, миссис Дуглас заявила, что всем займется сама.

Ей пора проявить больше интереса к собственной жизни, сказала она, и Вир, которому все равно нужно было ехать в Лондон, вызвался ее сопровождать. Они взяли с собой миссис Грин, которая должна была заботиться о миссис Дуглас.

Теперь миссис Дуглас спокойно спала в купе поезда, привалившись к Виру и положив голову ему на плечо. Маркиз мысленно усмехнулся, отметив, что женщина весит не больше, чем одеяло.

Он подумал о ее дочери, которая вот так же спала рядом с ним в поезде, вспомнил о своем возмущении из-за того, что его помимо воли связали с такой неподходящей особой. Ему еще предстояло понять, что в глубине души он с первого взгляда осознал ее прямоту и, несмотря на все сопутствующие обстоятельства, честность.

Честность не в смысле безупречной морали, а некое внутреннее единство. Жизнь под игом Дугласа оставила на ней отпечаток, но не изменила ее.

В то время как его жизнь оставила на нем глубокие и уродливые рубцы.

Маркиз всегда использовал язык правосудия, говоря о своей работе. Истинное правосудие мотивируется беспристрастным стремлением к справедливости. Его же карьера основывалась на горе и гневе: горе, потому что он не мог вернуть мать, гневе, поскольку не мог покарать отца.

Поэтому он испытывал лишь незначительное удовлетворение, достигая даже крупных успехов. Серьезные достижения всегда напоминали ему о бессилии в собственной жизни, о том, чего он так и не смог сделать.

Он злился на Фредди, но часть этой злости была вызвана завистью. К тому времени как он открылся леди Джейн, его отец был уже три месяца в могиле, но навязчивая идея не покинула Вира. Он не мог понять, как Фредди мог оставить все на своих местах и продолжать жить, в то время как сам он застрял между ночью гибели его матери и ночью смерти отца.

Тринадцать лет. Тринадцать лет он преследовал то, что было невозможно догнать, а тем временем пролетела юность, оказались забыты былые желания, а сам он стал одиноким волком.

Спящая женщина всхрапнула, и внимание маркиза вернулось к спутнице. Миссис Дуглас поерзала и опять заснула. По дороге на железнодорожную станцию она застенчиво призналась, что еще до встречи с ним видела его в опийном забытьи. A он-то ломал голову, как она восприняла его присутствие в ее комнате ночью. Ну ничего. Однажды, наведя в своей жизни порядок, он расскажет ей правду и извинится за то, что испугал ее.

Женщина снова пошевелилась. Вир внимательно рассматривал ее: лицо очень бледное, но уже не отливает синевой, шея тонкая, но больше не похожа на прутик. Впервые встретив ее, маркиз решил, что она сломлена уже навсегда. Однако миссис Дуглас доказала, что способна возродиться к жизни.

Он снова отвернулся к окну. Возможно, и он еще не сломлен окончательно.

На этот раз Вир не воспользовался собственным ключом и позвонил.

Его проводили в кабинет Фредди, где брат изучал железнодорожное расписание, медленно скользя пальцем по колонке цифр. Он поднял голову и отбросил расписание.

— Пенни, а я как раз собирался ехать к тебе. — Он подбежал к Виру и обнял его. — Если бы ты приехал на четверть часа позже, я бы уже находился в пути. В обществе ходят ужасные слухи. Вроде бы дядя леди Вир сбежал из тюрьмы и похитил тебя, и тебе пришлось защищать свою жизнь. Расскажи, что случилось.

С губ Вира уже были готовы сорваться слова: «Чепуха! Неужели люди уже и сплетничать разучились? Мне вовсе не пришлось защищать свою жизнь. Я справился с этим, человеком одной левой», — а на его лице начало проступать выражение полнейшего удовлетворения.