Книга Неоконченный пасьянс - Ольга Ракитина

Шумилов слушал перебранку Иванова с возницей и никак не мог взять в толк — является ли извозчик полицейским или же это совершенно посторонний возница, волею случая вклинившийся в самый эпицентр разработанной полицейскими комбинации. Если это на самом деле был филёр, то играл он свою роль прямо — таки блестяще; его склока с Агафоном Ивановым выглядела абсолютно натурально, без малейших натяжек.

Неизвестно, как долго сыскной агент был готов препираться с возницей, но их спору положил конец Шумилов, извлёкший из портмоне десятирублёвую золотую монету и подавший её извозчику:

— Возьми, братец, только отвези поскорее!

А Иванов, раздражённый спором, накинулся на Шумилова:

— Зачем вы ему дали. Это же сущий бандит! До Волковки за червонец везти! Да я за червонец в Гельсингфорс уеду!

А извозчик, не желавший, видимо, чтобы последнее слово оставалось за оппонентом, тут же отозвался:

— Это завсегда пожалуйста! Только ночью на Волково кладбище — десятка… Днём сорок копеек, а ночью — десятка. Только так! А ежели в Гельсингфорс пешком бежать, то вообсче бесплатно получится!

Город уже вступал в пору белых ночей, поэтому когда пролётка подъехала к воротам Волкова кладбища, небосвод где — то далеко на востоке окрасился лучами восходящего солнца. Было совсем уже не темно, но зато очень холодно, стылый воздух пробирал буквально до костей.

Агафон Иванов пребывал в состоянии крайнего раздражения, возможно, из — за своего спора с извозчиком. Подъехав к кладбищенским воротам возле Воскресенской церкви, он принялся колотить в них, точно явился к себе домой, при этом истово ругаясь и грозя «расстрелять сторожа перед строем». Сторож появился неожиданно быстро, возможно, потому что испугался этих угроз, а возможно, потому, что уже не спал. Услыхав, что перед ним агент сыскной полиции, он живо отворил ворота и вытянулся по стойке «смирно».

Агафон только махнул ему рукой, мол, «вольно» и поманил за собою Шумилова и Анисимова.

Пётр Кондратьевич от ворот сразу повернул налево и повёл своих спутников в сторону Расстанного переулка. Идти пришлось не очень долго. Дойдя до конца ряда могил, Анисимов немного прошёл вправо, к концу следующего ряда. Там он встал возле крайней могилы и указал на берёзу, росшую через дорожку: «Ну, вот что ли!»

Берёза была довольно старой, лет сорока, не меньше. От самой земли она разделялась на два толстых ствола. Насколько хватало взгляда, других подобных деревьев рядом не было.

— Думаете здесь? — спросил с сомнением в голосе Иванов.

— Уверен, — ответил домоправитель.

— В чём вы закопали бумаги?

— В жестяной коробке из — под английского чая, обмотанной мешковиной.

— Как глубоко?

— Да поларшина, не больше.

— Что ж, попробуем копнуть. Алексей Иванович, дайте — ка мне тесак, — попросил Агафон.

Взяв в руки оружие, он снял с него ветошь, обошёл вокруг берёзы. Земля была сырой и как будто бы потревоженной. Как давно здесь копали сказать с определённостью было невозможно, но в том, что кто — то снял дёрн возле корней берёзы сомнений быть не могло. Присев на корточки, Агафон Иванов мощными короткими ударами сначала взрыхлил грунт, а потом принялся его отбрасывать. Прошла минута — другая, перед Агафоном уже выросла приличных размеров горка земли, а под корнями берёзы — довольно глубокая ямка, куда глубже половины аршина.

Видимо, несколько притомившись, Агафон остановился и встал, разминая ноги. Пользуясь образовавшимся перерывом в работе, он поинтересовался у Анисимова:

— Пётр Кондратьевич, признайся, откуда узнал о тайниках Барклай? Я не для протокола спрашиваю, не бойся, просто интересно…

— Зачем вам знать лишнее? И так вон сахарную косточку изо рта тащите…

— Да не ломайся ты! Это ж закон жизни такой: делиться надо. Тебе привалило — так поделись с нами! Но про тайники — то в мебели признайся! — не отставал Иванов. — Ведь не может быть, чтобы мебельный мастер рассказал.

— Может, может. Не сам, конечно, мастер, а… один из его работников. Мой племяш у него учился, рассказывал, что Барклай на мебель с секретом заказ размещала. Он краем уха разговор слышал, хотя саму мебель не делал. Ну и мне как — то обмолвился, — Анисимов горестно вздохнул, — А мне мысль про её мебель гвоздём в башке засела. Полгода, почитай, я с этой мыслью нянькался, вынашивал её, крутил в голове по — всякому. Вот и вынянчил на свою голову! Кабы только знал про спиритов, ни в жизнь бы на такую глупость не поддался.

Агафон снова присел на корточки и принялся ковырять землю тесаком. Очень скоро раздалось отчётливое звяканье металла о металл. Иванов расширил ямку в том месте, где послышался звон и очень скоро обнаружил нечто квадратное, размером четыре вершка на четыре, завёрнутое в мешок. Воткнув рабочий инструмент рядом с собою, Агафон двумя руками потянул было крепко засевший в земле предмет, как вдруг случилось неожиданное: Анисимов шагнул вперёд и схватил тесак. Через мгновение он замахнулся им на Агафона, грозя раскроить тому голову одним ударом грозного оружия.

Сыскной агент, моментально оценив ситуацию, отпустил мешковину и, резко толкнувшись, откатился вбок. Анисимов же схватил ценный груз и рывком вырвал его из земли. Всё это уложилось буквально в одну секунду и произошло в полной тишине.

Домоправитель, помахивая тесаком, не без самодовольства осклабился:

— Ну что, господа спириты, думали вы — самые умные? Найдутся и поумнее вас! Как теперича разговаривать будем? Или пустить вас на сало без разговоров?

А Иванов, спокойно поднявшись с земли, негромко проговорил:

— Ты — дурак, только что сдал сам себя полиции. Теперь получено неопровержимое свидетельство того, что ты принимал участие в убийстве Барклай и Толпыгиной, поскольку только убийца мог знать, куда же были спрятанные похищенные облигации. Ты арестован, Анисимов!

— Ну — ну, — снова осклабился домоправитель, — Кто меня арестует? Может ты сам? — последовал небрежный кивок в сторону Агафона. — Или этот цыплёнок? — Анисимов ещё более небрежно кивнул в сторону Шумилова.

— Ну зачем же? — теперь уже ухмыльнулся Иванов. — Здесь полно народу, готового тебя застрелить на месте. Ты лучше оглянись вокруг…

И из глубины кладбища, и с другой стороны кладбищенской ограды, по Растанному переулку, к ним спешили люди: пара человек была в синих полицейских шинелях, основная же масса — в штатском. Один из полицейских, показавшийся из — за отдалённой могилы с высоким чёрным крестом, держал в руках лёгкий кавалерийский карабин, которым целил в спину Анисимову. Он, видимо, должен был застрелить его при попытке напасть на Иванова или Шумилова. Мгновение Анисимов разглядывал приближавшихся к нему людей, а потом сделал то, чего Шумилов никак от него не ожидал.

Бросив на землю мешок с коробкой и тесак, он с силой ударил головой берёзу и заревел, точно медведь «Вы меня били! Вы издевались надо мной!» И снова ударил лбом дерево. Шумилову доводилось уже видеть как преступники занимались саморанением, обычно, разбивая для этого оконные стёкла, но вот чтобы так запросто человек бился головою о дерево — такого Алексей Иванович прежде никогда не наблюдал. С криком «Я всё расскажу прокурору!» Анисимов помчался к выходу с кладбища.