Книга Час бультерьера - Михаил Зайцев

Вот ведь сволочь, а?! Во рту у сволочи осколки тонкого гнутого стекла. У него во рту была ампула с быстродействующим ядом, он раскусил ампулу и порезал губу, повредил язык...

М-да, опять сам собой сочинился каламбур: «язык» повредил себе язык. Или лучше так: труп «языка» с окровавленным языком... Блин! Если бы я позволил ему заорать! Глядишь, он бы и выплюнул вместе с криком ампулу с ядом в случайном экстазе...

Его тело перестало агонизировать, глаза окончательно потухли, а кровь продолжала сочиться. Скоро его тело начнет коченеть, глаза стекленеть, а кровь свернется. Одним добровольным жмуриком стало больше на планете Земля. Пардон за цинизм, но тухнущая дичь мне, охотнику, не нужна.

Подбираю запутавшуюся в крапиве веревку, поднимаюсь со свежего самоубийцы, подпоясываюсь боевой веревкой и, завязывая в узелок у пупка веревочные кончики с утяжелителями, иду-бреду в горку, к гребешку оврага. Иду не таясь, в полный рост, не спеша.

Хромая больше обычного, сутулясь, я взошел на гребень, поковылял к дубу. Кореец ждал меня на полянке, переминаясь с ноги на ногу, как боевой конь, остановленный на скаку.

Кореец одет в точно такой же комбинезон, как и я. Большую часть его лица не видно, но в узких глазах отчетливо читается досада.

– Что, Юлик, твой тоже отравился?

– И твой?

– Да, и мой слинял на тот свет.

– Интересно.

– Очень.

– Мой – типичный русак.

– И мой далеко не араб.

– Еще интереснее.

– Ребус! Шарада, блин.

– Семен, ты позаботился о нарушении радиосвязи с наблюдателем?

– Обижаешь, Юлик. Связь первым делом вырубил.

– И я тоже. Наблюдатель остался в изоляции. Его действия, по-твоему?

– По-моему, он не станет себя обнаруживать. Во всяком случае, пока кто-то из нас не нарисуется возле машины, не попытается сесть в «Волгу». По-моему, он свяжется через радиоэфир с теми голубчиками, которые ушли вместе с собакой и...

– Берем наблюдателя? – перебил меня Юлик глупым вопросом.

– Как? Каким образом ты возьмешь живым чудака, у которого ампула с ядом промеж зубов? Теоретически можно, конечно...

– Подожди! – Кореец жестом попросил меня замолчать.

– Думаешь, на роль пассивного наблюдателя согласился более жизнелюбивый и мы сумеем...

– Подожди! Смотри, чего у меня есть.

Эким я рассеянным становлюсь с годами. На Юлике-то, оказывается, вовсе не точно такой же комбинезон. Такой же, но не точно. У него присутствует лишняя деталь – большой накладной карман вроде сумки кенгуру. Юлик развязал узелок, другой, открыл карман и достал экзотического вида гранату типа банки сгущенки без этикетки с длинной ручкой и еще с каким-то навороченным клапаном с противоположной от ручки стороны «консервы».

– Смотри, Ступин: спецсредство израильского производства, газовая граната. Формула газа...

– Как ты отваживаешься ее на себе носить, а если б упал и эта жестяная каракатица тебе под ребра?

– Не перебивай. И не смейся. Газ усыпляющий, действует...

– Почему ты мне раньше ее не показывал?

– Молчи и слушай! Я узнал из сообщения голубиной почты, что их больше одного, вскрыл двойное дно в багажнике «Волги» и...

– Там ничего более полезного не нашлось, кроме этой штуки?

– Теряем время, Ступин! Выслушай меня внимательно. Газ без цвета и запаха, по плотности схож с сигаретным дымом. Ветер...

– Вот именно, ветер, Юлик! Ветер! Ты правильно сделал, что не метнул в папоротник гранату. Чего доброго сам бы наглотался газа, как...

– Семен, мать свою! Я...

– Понял-понял! Ты предлагаешь схватиться за гранату, как утопающий за соломинку, швырнуть ее в лопухи, где...

– Заткнись же наконец! Видишь...

– А она громко бабахает?

– Тихо! Корпус остается цел, слетает верхняя плоскость, и все. Но не в этом дело! Видишь клапан на верхней плоскости? Если отжать клапан, газ выходит вообще бесшумно, конструкторы об этом позаботились, тонкой струйкой, невидимым дымком сочится наружу. Если б я предполагал наличие яда у человека в папоротнике, я бы...

– Ты безумный гений! Гений, но безумный. Я понял – ты хочешь подобраться вплотную к наблюдателю, поймать ветер и пустить газ по ветру, усыпить лопуха медленно, да? Теоретически все гениально и просто, однако практически...

– Ступин, у тебя есть другие предложения?

– Ха! Уел! Что ж, беги, пробуй. Смотри, осторожней. А то действительно наглотаешься газа, и враги умрут от хохота.

– Мне понадобится время.

– Конечно! Наблюдатель скоро свяжется, ежели уже не связался, с теми, которые ушли с собакой. Они приедут, и я их отвлеку.

– Не убивай их сразу, тяни время.

– Попытаю счастья хотя бы одного взять живым.

– Шансов мало. У них...

– Да, и у них, конечно, «заряжены» ампулы с ядом, но я все же попробую. Учти, Юлик, на все сто процентов я не уверен, что наблюдатель сидит именно в лопухах.

– Учел.

– Усыпишь его, сразу кричи как иволга, ежели сдохнет – крикни выпью. Да погромче кричи, хорошо?

– Ты меня услышишь. Будь здоров, Ступин.

– Обязательно буду.

– Я...

Его последние слова унес ветер.

Ветер крепчал с каждой минутой, погода портилась гораздо быстрее, чем я ожидал. В овраге ветрам негде было особенно разгуляться, а здесь, на поляне, гуляй – не хочу. И, что характерно, всего-то за пять минут нашего с Юликом торопливого трепа лесное волнение увеличилось как минимум на один балл. Еще не шторм, однако фоновый шум уже здорово мешает прислушиваться к отдельным звукам, создает слуховые галлюцинации, напрягает.

Размазанные по небу облака зашторили солнце, на взволнованный ветром лес опустилась тень. Только бы дождя не было! Хлынет ливень, и привет сомнительной импровизации Корейца с многофункциональной газовой гранатой...

Юлик убежал, а я, глянув в небо, хмыкнул и поковылял к дубу – «почтовому ящику». Я решил спрятаться, воспользовавшись «тануки-гакурэ» – «способом барсука».

Дуб, как уж не раз отмечалось, могуч, толст и величав. Нижние ветви высоковаты, фиг допрыгнешь. Однако дупло в зоне досягаемости.

Цепляюсь полноценной рукой за впадину дупла, подтягиваюсь, стопа нащупала щербинку в коре, отталкиваюсь. Предплечье калечной руки сую в дупло, вытягиваю здоровую руку, палец вцепился в еще одну щербинку, подтягиваюсь. Ставлю ногу в дупло, отталкиваюсь... Оп-ля! И я повис на нижнем суку. И – раз!.. Подъем – переворот, и я уселся на ветвь толщиной с молодую анаконду. Сидеть удобно, но надо лезть выше. Лезу... Залез на самую верхотуру. Видно меня с земли? Пока – да...