Книга Вор - Андрей Константинов

— Что вам понятно? — возмутилась Поспелова. — Мой муж очень порядочный человек!

— Да я ж не спорю, Лидия Александровна… Просто каждому свое… Они снова замолчали, потом Андрей кашлянул и осторожно поинтересовался:

— А если не секрет, как вы отдыхаете? Ну, когда время свободное есть?

— Вы слишком любопытны… Здесь направо, прямо нельзя, там дорожные работы начали…

— Да я не из любопытства, — начал оправдываться Серегин. — Просто мне хотелось бы пригласить вас куда-нибудь… Только я не знаю куда…

— Спасибо, — кивнула Поспелова. — Но меня никуда приглашать не надо. Все, мы уже приехали…

Андрей затормозил у пятиэтажного дома, понял что женщина сейчас уйдет, и предпринял последнюю отчаянную попытку:

— Холодно… Сейчас бы чашечку кофе…

— Кофе пить на ночь вредно! — отрезала Лидия Александровна. — Спасибо, что подвезли. Всего доброго…

Она быстро выскочила из машины и через не сколько секунд скрылась в подъезде… Обнорский уныло смотрел ей вслед, но уезжать не торопился. Минуты через три в двух окнах на третьем этаже вспыхнул свет. Серегин внимательно посмотрел ни эти окна, запомнил их расположение, потом вздохнул закурил и тронул вездеход с места…

У Финляндского вокзала он остановился и, ругая себя мысленно последними словами, вылез из машины и направился к телефонным автоматам. Телефонный номер, который он набрал, принадлежал Жанне Файкиной, пресс-секретарю одного из солидных питерских банков. Полгода назад Обнорский познакомился с ней на какой-то журналистской тусовке, переспал, а потом время от времени заглядывал к симпатичной девушке на огонек — у Жанны была отличная фигура и отдельная двухкомнатная квартира. И вообще она не задавала дурацких вопросов и радовалась всякий раз, когда Андрей вспоминал о ней… Файкина была удобна и безотказна, и главное — не заводила никаких разговоров о любви и семье. Она жила как свободная, современная женщина, поэтому просила Андрея звонить предварительно, если он вдруг надумает заскочить в гости…

Сейчас Обнорский, что называется, надумал. Ему было стыдно звонить одной женщине, в то время как мысли уходили к совсем другой, — но уж очень не хотелось Андрею возвращаться в свою пустую квартиру. Он знал, что просто не сможет там заснуть. А если заснет, то обязательно приснится Кука…

Когда жетон провалился в коробку автомата, Обнорский торопливо заговорил в трубку:

— Жанна?… Привет, это Андрей… Ты не спишь? Нет?… Слушай, можно, я к тебе приеду… Да еще не поздно… Что?… Спасибо, я через пятнадцать минут буду… Ну все, до встречи… Он повесил трубку, потом повесил голову и, ссутулившись, побрел к «Ниве»…

* * *

…Следующие два дня Серегин провел в мучительных раздумьях. Что бы он ни делал, мысли его все время возвращались к убийству Лебедевой и к странной истории, которую поведал ему умиравший Барон. Но у Андрея было слишком мало информации, для того чтобы наметить какие-то дальнейшие шаги, он не знал, с какого бока подступиться к загадке, оттого нервничал и злился еще больше.

Злился он в основном на себя — ведь у него на самом деле была информация, которая могла помочь найти убийц Ирины Сергеевны… 8 ноября о ее смерти рассказала горожанам телепрограмма «Факт» — в ней Лебедева фигурировала как «сотрудница Эрмитажа Л., 1962 года рождения».

— Шестьдесят второго, — прошептал Андрей, сидя перед телевизором. — Значит, она была старше меня всего на год…

В конце концов он не выдержал, понял, что надо с кем-то делиться информацией, носителем которой стал неожиданно для себя. После долгих раздумий Обнорский решил все-таки позвонить Ващанову. С него эта история началась, с ним и надо говорить. К тому же Геннадий Петрович мужик неглупый, ему можно будет и объяснить, почему не сразу решил рассказать все, он бывший опер, ему знаком азарт охотника, который не хочет никому отдавать свою добычу. Да и к прессе Ващанов неравнодушен, а потому не станет его, Серегина, на посмешище выставлять. А если попробовать с ним договориться — может, и эксклюзив на историю с «Эгиной» у него, у Серегина, останется… Хотя черт с ним, с эксклюзивом, лишь бы тех сволочей, что Ирину замучили, найти… Пусть Лебедева и сама выбрала свою судьбу, связавшись с Бароном, но лютой смерти она явно не заслужила…

Итак, Андрей решил позвонить Ващанову. Странно, но облегчения от принятого решения он почему-то не испытывал. Геннадий Петрович охотно согласился встретиться с Обнорским и поговорить:

— Давай-давай, мы прессу уважаем, дело-то, по большому счету, одно делаем… Так, давай прямо сегодня и покалякаем… Так, во сколько… Давай так — у нас сейчас работы полно, а вот где-нибудь в девятнадцать тридцать подходи, буду ждать… Ладушки…

Ващанов положил телефонную трубку на рычаг аппарата и вытер вспотевшую ладонь о брюки. Неужели получилось?

Геннадий Петрович был доволен итогами работы Колбасова. Задержание Обнорского хотя и не дало прямых и быстрых результатов, но все же позволило кое-что проверить. Теперь, например, Ващанов почти убедился в том, что за журналистом не стоит ни Комитет, ни какая-нибудь другая контора — стояли бы, так появились бы, когда их хлопца в прокуратуру на допрос дернули…

Правда, все очень быстро случилось, они могли просто не успеть среагировать… Жаль, эта идиотка Поспелова смандражировала журналюгу в камеру на трое суток определить… Хотя и ее понять можно, оснований и впрямь было маловато… Ладно, вечером Серегин придет — глядишь, и прояснится все… Дай-то Бог, а то Палыч совсем озверел…

Вспомнив об Антибиотике, Ващанов передернул плечами, несколько раз глубоко вздохнул, а потом, не выдержав, направился к своему персональному холодильничку и извлек оттуда початую бутылку коньяка. Подполковник не знал, что этот напиток не принято употреблять в охлажденном виде, впрочем, даже если бы и знал, ничего не изменилось бы: пусть эстеты пьют как хотят, а он, Ващанов, засадит сейчас сто пятьдесят капелек холодного коньячка и запьет его пепси-колкой… Очень для нервов полезно, между прочим…

Ровно в 19.30 Обнорский позвонил Ващанову от постового на центральном входе Большого дома. Подполковник послал за журналистом дежурного, пригладил челку, походил по кабинету, потом сел за свой стол и постарался успокоиться и сосредоточиться… Наконец дежурный привел гостя, и Геннадий Петрович встретил Андрея радушно и приветливо:

— Заходи, дорогой, садись… Мы для прессы всегда открыты, рады помочь чем можем, вот только со временем у нас — сам понимаешь… Работы много, мафиозные структуры совсем распоясались, пользуются понимаешь, несовершенством законодательства, оттого и беспредел, простому труженику уже по улице пройти невозможно стало…

Андрей покивал, потом вынул диктофон, взглянул на подполковника вопросительно — тот махнул рукой.

— Интервью, что ли, взять хочешь? Это пожалуйста… Обнорский неопределенно пожал плечами:

— Да я о разном поговорить хотел… А диктофон — это для удобства, чтобы в блокнот не записывать… Нет ли у вас, Геннадий Петрович, чего-нибудь интересного, свеженького?…