Книга Врата войны - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ну вас! Опять шутите! — махнул рукой Димаш.
— Нисколько. Я вполне серьезен. Лев Николаевич ходит по лесу точь-в-точь такой, каким мы его на фотографии видели: бородатый, в косоворотке, крестьянских портках и босиком. Ходит по тропинке или сидит на валуне, опершись на клюку. Если заговоришь с ним — ничего не ответит. Только сплюнет. И уйдет.
— А если ответит? — спросил Димаш.
— Тогда ворота закроются, — предположил Рузгин.
Все засмеялись. Смех в мортале звучал странно. Как уханье филина.
— «Дольфин» полный, — сказала Терри, следившая все это время за бутылкой, стоявшей на камне. — Пойду раненых проверю.
— Да ладно вам, минут пятнадцать прошло...
— Восемь часов, — Виктор повертел в пальцах начавший плесневеть сухарь.
— Вера Найт — это кто такая? — спросил Димаш. — Что там бессмертник о ней болтал?
— Кинозвезда, — пояснил Виктор. — Когда ворота только окрылись, через несколько лет заметили, что тут, в реликтовых лесах, фактически существуют зоны бессмертия. Многие красотки возомнили, что могут жить за вратами и не стариться. Голливуд устроил здесь что-то вроде дачного поселка. Но потом Вера Найт с любовником после вечеринки решили погулять в мортальном лесу. Их друзья видели, как парочка под утро возвращалась из мортала. На другой день нашли в постели два трупа, похожих на скелеты. Умерли оба от истощения.
Димаш затравленно оглянулся:
— И мы можем вот так же?
— Вполне.
— Да вы шутите, как обычно. Да?
— У меня сыну два года, — задумчиво сказал Каланжо. — Я вернусь — а он уже вырос...
— ...приложи ухо к земле... — услышал Виктор за спиной голос Эдика Арутяна. — Приложи — и услышишь конский топот...
— Тревога! — крикнул Ланьер.
Туман еще больше сгустился. Дорога была будто залита молоком. И в это молоко Рузгин дал очередь наугад. В ответ зацокали пули — по стволам, камням. Неведомо — кто и откуда стрелял. Все кинулись на усыпанную хвоей влажную землю, пытаясь укрыться за плоским камнем, который служил им столом. Виктор отполз в сторону, вытащил «беретту». Он ничего не видел — белая пелена висела между деревьями. «Белая тьма» — вдруг вспомнил он название секретной программы. Рен Сироткин был против ее внедрения, доказывал, что она развяжет руки эсбистам.
Белая пелена лопнула, из леса вырвались всадники на черных конях. Черные доспехи из феррокерамики, на конях лунным блеском сияла причудливая сбруя. Скачущий впереди выстрелил из винтовки. Рузгин скатился с брони.
— Борька! — завопил Димаш.
Виктор прицелился в лошадь. Жалко конягу! Но бить надо наверняка. Нажал на спусковой крючок. Но раздался лишь сухой щелчок. Похоже, патрон заклинило. Проклятый лес! Здесь оружие надо чистить каждый час...
И тут из-за деревьев, из тумана вылетел наперерез черным белый всадник. Был он сед как лунь, борода его летела прядями по ветру, и белые одежды, выцветшие и истлевшие, напоминали клочья тумана. И конь под ним был мосласт и бел. Старик поднял руку, замахнулся мечом... Но черный оказался проворнее, выстрелил старику в грудь почти в упор. Белый всадник вместе с конем рухнул на землю. Тут Каланжо вскочил, заорал «Гады!» и принялся поливать огнем из автомата черного всадника. У коня будто подрезало передние ноги. Он грохнулся, попытался встать, потом повалился окончательно, подминая под себя седока.
Убийцы! Сволочи! Виктор ощутил бешеную ярость. Рванулся вперед. И тут это случилось с ним впервые. Внутри вдруг сделалось легко и пусто. Ни с чем не сравнимое чувство. Будто невидимая, но сильная рука сжала внутренности в комок и рванула... Свет погас на долю секунды, на кратчайший миг, потом вспыхнул ослепительно ярко, Виктор очутился рядом с поверженным всадником. Схватил его винтовку, выстрелил в скачущего на него черного рыцаря. Пуля срикошетила от феррокерамики. Еще выстрел! Пуля угодила в шею. Виктор видел, как брызнула кровь. Человек в черных доспехах рухнул на землю.
Остальные всадники развернулись и исчезли в тумане. Будто и не было их вовсе. Растаяли.
Рузгин поднялся, дал очередь вслед. Но вряд ли в кого-нибудь попал.
Виктор, все еще сжимая трофейную винтовку, побежал к человеку в белом. Белый конь поднялся и теперь стоял, обмахиваясь тощим хвостом. Темные печальные глаза покорно смотрели на хозяина. Тот умирал. На груди, на лохмотьях белой его одежды расплывалось алое пятно.
Захрустела хвоя. Виктор обернулся. Терри, смешно переваливаясь, трусила к ним.
— Как он?
— По-моему, плохо.
Терри наклонилась над умирающим. Лицо его было измождено, кожа бледна и прозрачна. Он приоткрыл рот, силясь что-то сказать, на губах запузырилась алая пена.
— Ничего не выйдет, парень с закрытия врат блуждает в мортальном лесу. У него дистрофия. А тут еще ранение...
Она вновь сокрушенно покачала головой. Их спаситель понял этот жест. Собрал все силы, чуть-чуть приподнялся. Он не хотел умирать, он боролся... В тот день, когда закрылись врата, ему исполнилось двадцать. Но это последнее движение отняло силы. Ладони заскользили по влажной хвое, раненый тяжело стукнулся спиной о землю, голова запрокинулась. Человек в белом умер. Терри наклонилась и закрыла ему глаза.
Конь переступил с ноги на ногу, звякнул сбруей, заржал. Возможно, он ускакал бы в лес и там погиб. Но Димаш не позволил, подбежал, ухватил за повод.
— Я выведу его из леса. Ладно, Виктор Павлович?
— Напоить его надо. И накормить, — сказала Терри.
— Это я мигом. — Димаш поднес скакуну сухарик на раскрытой ладони.
Тот взял мягкими губами. Схрупал... вздохнул...
— Ну вот и ладненько... вот мы теперь с тобой и друзья... — приговаривал Димаш, хлопая коня по шее.
Потом взял под уздцы и повел.
— Димаш, стой! — закричал Виктор. — Стой, коку говорят! Не ходи один!
Димаш обернулся:
— Да что ж такого?
— Не ходи! — повторил Виктор. — Вместе выйдем, с вездеходом, с ранеными. Один не ходи.
— Да тут всего-то до круга километра два. Что такого может случиться?
— Не знаю... Накорми коня, отдай ему все сухари. Напои, воды из «Дольфинов» собери. Только мне кажется, что одному по этому лесу ходить нельзя. Вспомни, что говорил Бурлаков.
Димаш поверил. Лицо его, и без того казавшееся сероватым в неверном свете мрачного леса, утратило всякую окраску.
— Ты что, из виндексов? — спросил он. — Те, говорят, могут будущее зреть.
— Я чувствую мортал. Значит, чувствую опасность. Мой приказ: один не пойдешь.
Каланжо тем временем осмотрел лежащих на земле черных всадников.