Книга Поставьте на черное - Лев Гурский

– Мастер! Настоящий мастер! – восторженно прокомментировал соседний бородач. – Любой перформанс присвоит… Талант!

Граф Фьорованти делла Токарев воспринял приход милиции как знак избавления от бед.

– Я сдаюсь добровольно, – произнес он, косясь на милицейские дубинки. – Вяжите меня! – И граф сложил руки в расчете на наручники.

Героический порыв сиятельного Токарева прошел, однако, не замеченным уже никем, кроме нас с Тимом и оператора-соотечественника. Один из милиционеров небрежно отодвинул графа в публику, другой принял из лап графского телохранителя уже замолчавший граммофончик.

– Твои художества, Аркадий? – лениво поинтересовался первый мент у закопченного Фойера, кивая на догорающий костер.

– Мои! – бесстыже соврал исполнитель партии Снегурочки, разом отнимая у графа даже право посидеть в кутузке. – Это, сержант, пролог к хеппенингу в защиту наших рефрижераторов.

Бедный граф Токарев, мгновенно лишенный надежды на мученичество, попытался что-то протестующе пискнуть. Без толку.

– Заплатишь штраф, Аркадий, – все так же лениво проговорил мент. – За нарушение общественного… И так далее.

– Хоть сейчас, – согласился довольный Фойер. – Искусство требует жертв. Пикассо тоже сперва не понимали. У меня как у художника новой волны…

Поняв, что чумазый наглец считает себя еще и художником, граф Паоло Токарев был полностью деморализован.

– Бедная Россия, – простонал он тихо. Лучшей возможности для пленения Токарева трудно было себе представить. Мой план захвата номер два вовсе не пригодился: граф упал в наши руки, как переспелое яблоко, и отрешенно согласился на все наши условия. А именно – уйти с площади, переговорить со мной в нашем «Москвиче» и даже отпустить шкафа-телохранителя на время беседы в ближайшую тратторию. Проще говоря – в закусочную на углу Ильинки и Ветошного переулка.

– У моей Бьянки-покойницы была коллекция живописи, – печально поведал мне граф, еще не придя в себя после увиденного. – Маленькая, но очень неплохая. Тинторетто, Караваджо, одно полотно Пинтуриккьо… Ну, почему тот ужасный человек на площади назвал себя художником?…

Я, однако, захватил Токарева в плен отнюдь не для того, чтобы отвечать на его вопросы. Тем более на те, на которые ответов не существует. Кроме одного: «Такова жизнь».

– Времена меняются, – произнес я. – Вчера был в моде Тинторетто, сегодня – Аркадий Фойер. Я полагаю, Тинторетто не умел так здорово сигать через костер?…

Моя кощунственная реплика привела графа в чувство. Он внезапно осмотрелся и увидел, что сидит в чьей-то машине рядом с типом в бороде-эспаньолке.

– Да вы кто, собственно говоря… – начал было граф Паоло. – И по какому праву…

Я трижды дернул себя за приклеенную бородку, пока, наконец, не оторвал ее совсем. А клея-то было совсем чуть-чуть, прочный продукт.

– Яша Штерн, – узнал меня граф. – Да-да, я приглашал тебя на акцию… Какой позор, Яша! Этот голый ужасный тип…

С утра я еще ненавидел графа, но сейчас уже ничего, кроме жалости, к нему не испытывал.

– Синьор Токарев, – проговорил я, для быстроты опуская титулы. – Вам необходимо побыстрее уехать из Москвы и вообще из России. Стрельба по лотку на Савеловском имела последствия. Гауляйтеры обижены. В любой момент они могут обо всем догадаться…

– Я уеду из Москвы и из России, – послушным эхом ответил граф. – Я все понял. Стрельба на вокзале имела последствия. Меня ищут… Подождите-ка, Яша! – неожиданно встрепенулся граф. – Какая стрельба? Кто стрелял-то?

По всей видимости, после пережитого провала Токарева началось помрачение рассудка.

– Стреляли на Савеловском вокзале, – внятно доложил я Токареву. – По лотку, где продавались ваши книги. Стрелял этот ваш мафиозо.

Граф старательно потер пальцами виски.

– А зачем моему Томмазо было стрелять по лотку? – удивленно поинтересовался он. – И когда он успел? Он ведь постоянно при мне…

Моя прекрасная версия обстрела лотка внезапно зашаталась. Крошечный шанс иной вероятности, который я оставил просто для очистки совести, начал неожиданно расти.

– Вы хотите сказать, будто не давали приказа?… – недоверчиво осведомился я. – Но вы ведь сами мне сказали, – я чувствовал себя с каждой секундой все большим и большим идиотом, – будет акция… Суд на вашей стороне… – Стройная цепочка стала рассыпаться, и каждое звено больно стучало по моей макушке.

– Верно, все верно, – проговорил граф. – Мы и готовили с Томмазо эту акцию на площади. Ездили по городу, я покупал на лотках книги для аутодафе, потом целый день сочинял Декларацию для прессы… Сами посудите, на кой дьявол нам заниматься стрельбой?…

Похоже, граф не обманывал меня. Последнее звенышко цепи, повисев в воздухе, хлобыстнуло по моей голове. Я так загипнотизировал себя версией о причастности Токарева, что не стал разрабатывать никакую другую… Но мало ли в Москве крепышей с автоматами? Правда, требуется отыскать повод. Вот незадача-то! Великий сыщик Яков Семенович Холмс сел в глубочайшую лужу. По горлышко.

Граф Токарев был скверным физиономистом. Тоску на моем лице он принял за гримасу недоверия.

– Не стреляли мы, клянусь! – воскликнул итальянский писатель. – На Савеловском были, лоток видели… Но не стреляли! Там вообще моих сочинений было мало. Там одни монстры были. Весь лоток в монстрах…

Сердце мое провалилось даже не в пятки, а в кончики пальцев ног.

– Какие… монстры? – с трудом выговорил я. Граф пренебрежительно повел плечами:

– Не помню уж точно. Какие-то ужасы, мэйд ин ЮСА. «Монстры Нью-Йорка» или «Монстры Техаса». Что-то очень американское…

Лужа, в которую сел сыщик Штерн, оказалась попросту бездонной. Я почувствовал, как пускаю пузыри, опускаясь в бездну собственной дурости.

Единственная книга «Тетриса», которую я сразу отложил в сторону, называлась «Ночные монстры Манхэттена».

Часть третья

ЛЮДИ БЕЗ ЛЮДЕЙ

Глава первая

ДЕЛО ПЕСТРОГО

Нью-Йорк – город контрастов. Между сверкающими небоскребами Манхэттена и обшарпанными трехэтажками Гарлема, между ослепительными супермаркетами на 5-й авеню и грязными лавчонками в Бронксе уместилось не менее полувека бурного технологического развития цивилизации в самой богатой и самой равнодушной к чаяниям простого обывателя стране мира…

Подобные мысли мне с детства вдалбливали хитрые журналисты-международники вроде известного Терехова, однако до сих пор никак не удавалось самому проверить сентенцию насчет контрастов.

Не удалось мне этого сделать и теперь. Вместо Нью-Йорка я угодил в Воронеж и в настоящий момент уныло изучал туристскую схему города, только что приобретенную на перроне. Вокзальные часы показывали 9.05 утра по воронежскому времени.