Книга Принцип домино - Фридрих Незнанский

— Да пожмите вы наконец друг другу руки! — воскликнул Полынцев. — Вы же друзья детства! Я ж не говорю: поцелуйтесь. Обниметесь, когда поладите, сами во всем разберетесь и все друг другу простите.

Разумневич помедлил и протянул руку Белявскому. Тот ответил вялым рукопожатием. Потом сели друг напротив друга

— Ну наконец-то, — вздохнул Петр Андреевич. — Даже на душе легче стало. Можно сказать, я присутствую при историческом событии… Ну все, ухожу, распоряжайтесь тут сами.

— Одну минуту… — поднял руку Белявский. — Чтобы уж совсем не было претензий, я предлагаю все-таки проверить помещение на отсутствие записывающих и подслушивающих устройств!

— О боже!.. — простонал хозяин кабинета. — Опять ты за свое, Эдуард! Я же говорил: все, что можно здесь было найти, уже нашли! И убрали. И больше здесь ничего нет, это я вам гарантирую! Лева, скажите ему.

— А что я могу добавить после того, как вы уже все ему сказали? — Лев Семенович сделал характерный жест в сторону Белявского. — Если он всю жизнь такой человек? Упертый и подозрительный…

— Лева, прошу вас, не начинайте с ярлыков и сведения взаимных счетов… — взмолился Петр Андреевич.

— Только из уважения к вам, Петр Андреевич, — приложил руку к сердцу и склонил голову Разумневич.

— Это из уважения к Петру Андреевичу ты опубликовал в своей газетенке пасквили в его адрес и с фотографиями и намеками на связи с мафией? — перебил Белявский.

— Все, я ухожу… — поднялся с места оскорбленный, казалось, до глубины души Лев Семенович.

— Господа… Умоляю вас. — Петр Андреевич бросился к двери и закрыл ее своим телом, выставив перед собой руки. — Лева, Эдик, мы же с вами договорились. Кто старое помянет…

— Петр Андреевич, дорогой! — прижал обе руки к сердцу Лев Семенович. — Вы же знаете, я пришел сюда в тот момент, когда у нас случилось такое несчастье! Убили Олега Быстрова! Талантливого, высокой моральной чистоты человека! И сейчас, вместо того чтобы встретиться с его семьей и со всеми, кто был ему близок, чем-то им помочь и воздать должное его памяти, я пришел на этот постыдный спектакль… Нет, если этот человек, — он наставил указующий перст на Белявского, — с самого начала хотел сорвать эту встречу, то — пожалуйста! Я могу тут же уйти и больше уже к нашим общим проблемам не возвращаться!

— Мы оба уйдем, когда пожелаем, — примирительно сказал Белявский. — Я предлагаю следующее. Если записывающей аппаратуры не будет найдено, я готов принести самые искренние извинения. Если найдем, то мы не станем выяснять, откуда она, чья она и кто ее здесь установил. Просто выкинем к чертовой матери, спустим в унитаз и займемся наконец делом… Согласны?

— Это он всегда называл: доверяй, но проверяй… — пожал плечами Лев Семенович и с демонстративной неохотой сел на свое место. — Ну раз тебе это нужно для душевного спокойствия… Можно подумать, ты ее заранее там установил, чтобы произнести этот спич.

— А вы, Лева, надеюсь, не возражаете? — страдальческим голосом спросил мэтр.

— Пожалуйста, я готов подождать, пока закончится постыдная процедура… Только мне интересно, как ты собираешься ее осуществить? — с иронией спросил Разумневич Белявского. — Будешь сам искать под стульями?

— Зачем сам? Саша! — позвал Эдуард Григорьевич в приоткрытую дверь. — Зайди сюда.

Лев Семенович с интересом уставился на вошедшего в кабинет стройного и смазливого юнца с электронным сканером. Его интерес не ускользнул от внимания Белявского, и тот понял, что Разумневич наслышан обо всем происходящем в его окружении.

Саша начал свои манипуляции с дальнего угла кабинета, и, как только дошел до стола, прибор замигал и послышался характерный звонок.

— Господи… — Хозяин кабинета схватился за сердце, когда Саша извлек «жучка» из-под зеленого абажура антикварной настольной лампы. — Меня сейчас инфаркт хватит. И давно он здесь стоит?

— Это можно приблизительно установить только по степени разряда его батарейки, — сказал Саша. — Если хотите, я прямо сейчас замерю ее ёмкость, и вы все узнаете.

Белявский и Разумневич встретились взглядами. Лев Семенович первым отвел глаза.

— Мы, кажется, договаривались… — напомнил Эдуард Григорьевич. — Не будем выяснять, если что-то найдется. Вполне возможно, что «жучка» установили ваши, Петр Андреевич, завистники из другого театра.

— Да, я тоже считаю, что нам не стоит отнимать время у нашего хозяина… — кивнул Разумневич, по-прежнему ни на кого не глядя.

— Ухожу, ухожу… — Полынцев вышел из кабинета.

Они остались наконец вдвоем и какое-то время молча смотрели друг на друга. Белявский взял кофейник и налил кофе в чашечки.

— Эдя, у тебя давление, — сказал Лев Семенович. — Пей зеленый чай и красное вино. А то, я смотрю, все больше на кофе налегаешь. И на молоденьких девочек.

— Стрессы, — пожал плечами Белявский. — Надо их как-то снимать, чтобы на все хватало сил и не погас интерес к жизни.

— Да какие там стрессы? — махнул рукой Разумневич. — Эдя, не зарывайся. Сегодня не мы, а другие люди делают политику, а также президентов и премьеров. Вот у них — настоящие стрессы. А мы с тобой лишь жалкое подобие прежних олигархов, мы из второго ряда, и то с большой натяжкой. Сидим в кремлевской приемной и ждем, когда нас пригласят.

Сказав это, Разумневич откусил кончик сигары и чиркнул золотой зажигалкой.

— Скажи уж, коверные, — буркнул Эдуард Григорьевич. — В паузах между дрессированными тиграми потешаем почтеннейшую публику, швыряя торты в морды друг другу.

Лев Семенович иронично поднял левую бровь, качнул головой, что одновременно означало удивление и одобрение удачному сравнению.

— Конечно, плох тот гондон, который не мечтает стать воздушным шаром, — сказал он. — И все-таки именно нас с тобой пригласили в Базель. А не других. Я говорю про международный экономический симпозиум. Олигархов из первого ряда туда не позвали. И это уже кое о чем говорит.

— А чего их звать? Они давно все там. Им до Базеля добраться, как тебе до Барвихи… Да, я читал вчерашнюю передовицу в твоих желтых «Ведомостях». Смешная статья, — усмехнулся Белявский. — Тебя там представили в роли локомотива мировой экономики. Морганы и Рокфеллеры смотрят тебе в рот. Если честно, так мне это приглашение сделал мой Дима. Но устроители потом удивились: как может приехать герр Белявский без герра Разумневича? Это все равно что на гастроли приедет Бим, но не приедет Бом… На Западе нас до сих пор воспринимают только вдвоем.

— Эдя, не принимай близко к сердцу… — посоветовал Разумневич. — Всегда помни лозунг нашей юности: наше от нас не уйдет. Кстати, о девочках, которые в наши времена были получше нынешних… Этот мальчик, который Саша, и есть новый фаворит твоей супруги, о котором все говорят в последнее время?

— Я не знаю, кто и что говорит… — ответил Эдуард Григорьевич, наливая себе очередную чашку кофе. — Но после того как ты меня предупредил о заговоре шефов нашей с тобой безопасности, мой Дима навел справки, и все подтвердилось: твой Вадим и мой Антон, оказывается, вместе служили в органах госбезопасности, попав туда по комсомольской линии, и давно друг друга знают. И, судя по истории с этой кассетой и покойным Олежкой, они обмениваются информацией.