Книга Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский

– Вот видишь теперь, что нельзя делать несправедливых, скоропалительных выводов? Так можно нечаянно и обидеть хорошего человека.

– Ты хочешь, чтобы я извинился перед невесткой Султанова? Кажется, Магомеда? Или Мамеда, не помню.

– Не надо извинений. Вместе с ней сделай по десятку копий с каждого документа, а оригиналы – ко мне в сейф!.. А еще с этой… из военной прокуратуры? Ну, имей совесть, Саня! Проводи хотя бы родную жену на воды!

– На воды… на роды… – пробурчал Турецкий. – Как же вы все превратно понимаете?!

– Сам приучил, – философски парировал Меркулов и задумался.

Но Саня привык «дожимать» до конца – еще, пожалуй, с времен спортивной юности, когда мудрость часто воспринималась как азарт. Другими словами, хороший заряд бодрости, замешанный на знании нескольких хитрых приемов. Что, скажете, и все? А много ли надо было? В те-то годы…

– Я все жду, когда ты скажешь наконец: «Иди и не мешай работать!»

– Иди, Саня, иди, – печально отозвался Меркулов. – И это… не мешай… Делай, как хочешь…

«Кажется, Костя пошел против течения, – думал Турецкий, глядя, как Луиза ловко делает копии его бумаг, сшивает их и подает ему. – Неужели ветер так силен, что печаль его действительно имеет основания?»

Он лично проследил, чтобы девушка унесла в Костин кабинет все, о чем они с Меркуловым договорились, а после этого, оставив у себя по две копии – в агентство и главную военную прокуратуру, – пошел на выход, вызвав себе на встречу Филиппа Агеева, с которым предполагал «пересечься» где-нибудь тут же, в центре. Нужно было немедленно приступить к расшифровке материалов допросов свидетельницы и потерпевшей стороны. А то кое у кого уже появилось убеждение, что беспредел – не такая уж и опасная штука, и потому каждый дядя, ощутивший свою силу и непрошибаемость, может спокойно себе поигрывать в эту игру.

И потом Александру очень хотелось – где-то глубоко, на самом донышке души, – чтоб одна очень красивая и нежная женщина однажды, когда-нибудь, просто сказала ему – при случайной встрече: а ты – молодец, Сашенька. И все, и больше ничего. Потому что остальное уже давно, что было им подмечено не далее как сегодня утром, записано, вычислено… – или взвешено на весах судьбы? – и решено. А указующий перст был направлен на Мясницкую, где располагалась Главная военная прокуратура.

Глава двадцать седьмая ПАРОМЩИКОВ

Как он и предсказывал, первой к нему на связь прорвалась Аля. Невозможно было и описать всего богатейшего спектра интонаций и глубочайших модуляций ее голоса, когда она укоряла противного, нехорошего Сашу, обманувшего ее в самых светлых… этих, как их? Ну…

– В надеждах, что ль? – подсказал Турецкий, смеясь. А сам подумал, что б она сказала, если бы узнала, сколько событий – и каких! – произошло за то короткое время, что они не виделись!

Но, чтобы не затягивать церемонию ненужных объяснений, хотя никто этого и не требует, он сказал ей, что едет на Мясницкую. И ему есть чем похвастаться. Если у Игоря имеются срочные дела вне службы, то пусть все равно подождет…

Ну, и хватит болтать. Они там и без того сидят в напряжении. Уж если Костю доставали, – и это наверняка, не «работа» того же Федоровского, а, считай, повыше, – то, получается, что от визита Турецкого они и подавно не должны ожидать ничего хорошего для себя. Однако и отказать ему – тоже было бы делом… ну, не опасным, но определенно – неосторожным. Уж выслушать-то, чем богат, надо обязательно. Чтобы суметь потом правильно сориентироваться…

Но Костя-то – хорош! А, с другой стороны, что он может? Стукнуть кулаком? Это может. А там где-то и пенсия давно уже ему подмигивает: ты как парень? Не духарись, проиграешь. Впрочем, из Кости адвокат хороший получится, так что еще будет востребован родной страной и ее растущим народонаселением. Подумаешь! Сегодня потребовал наказать на всю катушку, а завтра, уже в новом качестве, с той же убежденностью потребовал полной реабилитации… «Скажешь, не бывает? – ядовито спросил Александр Борисович своего невидимого оппонента. – То-то, и заткнись!» Многие, кстати, из той же военной прокуратуры, отслужив положенное, охотно превращались из суровых обвинителей в справедливых защитников. А что? Парадокс? Да ничего подобного! Главное, не изменять себе и своему месту. Имея в виду место приложения сил в данный исторический момент. И никаким хамелеонством от тебя пахнуть не будет, нет, – зря так некоторые думают…

– Борисыч, – сказал Филипп Агеев, когда они встретились, – я так думаю, мы посоветовались после нашего с тобой телефонного разговора, что неплохо бы в эти дни мне за тобой маленько поездить-покататься. Ты не возражай, это – серьезно. К нам днем заезжал Константин Дмитрич, разговор был. Я думаю, и он того же мнения. Не высказывался?

Вон оно что! Костя, оказывается, уже «заруливал» в «Глорию»!.. А ведь не сказал. Может думал, что друг-Саня откажется от своих идей взорвать кое-кого в военной прокуратуре?…

– Не в прямую, Филя… Но кому-то мы, определенно, здорово на хвост наступим. Однако сейчас самое главное – вот эти кассетки расшифровать, тексты факсом, я скажу, куда, переслать и получить обратно со всеми полагающимися подписями и печатями и размножить. Ну, а потом и все остальное. В принципе, я не возражаю, «хвост» они вешать умеют. Но это будут не те, к кому я еду. Так что, если хочешь, подъезжай туда, на Мясницкую. Посмотри, может, у кого появится желание маячок, например, прицепить… А уж сам-то не светись.

И, оставив себе только необходимые для разговора с Игорем документы, свою сумку со всеми остальными бумагами и магнитофонными кассетами, которые тоже надо было продублировать – во избежание всяческих сложностей, – он передал Филе.

Его ждали, причем с видимым напряжением. В предбанничке прямо-таки вскочила при виде его, восторженно сверкая глазами, Алевтина-помощница. И, похоже было, что если б не эта серьезная контора, она бы бросилась ему на шею. И, самое смешное, увидев ее – вот такую, светящуюся, он бы, пожалуй, и не возражал. Шутка. Какие, к чертям, объятья?!

С видом утомленного фавна, чуть поиграв глазами, окинув этак ее сочную фигурку томным взглядом, Александр Борисович интимным голосом спросил:

– Ну, как он у нас?

И Аля отреагировала с присущим ей мастерством:

– Весь прямо… – она ладонями с растопыренными пальцами, как дама, подсушивающая свой свежий маникюр, потрясла перед своей грудью. Во-первых, немедленно обратила его внимание именно на то, на что и стоило его обращать, а, во-вторых, таким вот эмоциональным жестом изобразила нешуточное волнение своего шефа. Умница, хорошая девочка. Аля увидела свою оценку в глазах Турецкого и снова засияла, хотя дальше, казалось, уж некуда.

Он ласково дотронулся пальцами до ее щеки, изобразил воздушный поцелуй и громко спросил:

– Игорь Исаевич свободен, Алевтина Григорьевна? Вы сегодня превосходно выглядите.

– Да, конечно, пожалуйста, – в том же тоне ответила она и подмигнула – ах, заговорщица!