Книга Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин

повезет – приезжай!

– Приеду… Если повезет. Ну, будь здоров.

Выйдя из лавки, Тихон неспешно двинулся по улице. Купец стоял на крыльце и смотрел ему вслед.

– Хорошо хоть брата с санями далеко от оной лавки оставил, – мелькнуло в голове у Марьина. Он купил четыре надежных замка, еще кое-что по хозяйственной части и возвратился к Мите.

– Вот тебе, брат, четыре рублика. Это, почитай, подушный оклад за четыре года, – улыбнулся Тихон, вручая сияющему жениху деньги. – Покупай твоей Настеньке и родным что угодно, но сильно не шикуй. Как-никак мы всего лишь приписные крестьяне.

Митя купил перстенек с зеленым камушком, похожий на тот, который отец, второй отец, подарил когда-то его сестричке Лизоньке, сарафанчик с ярко-розовой рубашечкой, алой лентой для Настеньки и недорогие подарочки для всех домочадцев. Маме Ане он купил красивую шамшуру[21].

Возвратившись домой, Марьины принялись мастерить дверь в пещеру со слитками. Мощные, в ладонь толщиной, листвяжные доски оковали с двух сторон добрым железом, приладили к ним четыре прочнейших навеса.

– В оную дверь хоть из пушки стреляй – выдержит, – натужно радовался Митя. Он совсем извелся, похудел, считая денечки до начала отработок и, соответственно, до свидания с Настенькой, сватовства, венчания, свадьбы. Мужчина был готов снова и снова рассказывать, как повезет невесту с подругами не только на Белое, но и на самое прекраснейшее на земле Колыванское озеро, поднимется с ними на Синюю гору, здесь покажет им предивный Терем и гору Монастырь с ее пещерами, а потом свозит за орехами в чернь.

Тихон с отцом, улыбаясь, терпеливо слушали его и не спеша готовились к свадьбе. Даст Бог достроить пятистеночек до нее – хорошо, не успеют – молодцы перезимуют в пустующем который год доме Андрея Звягина.

И даст Бог, грядущая отработка на Колывано-Воскресенских заводах станет для них последней. На следующий год Тихон собирался нанять вместо отца и себя с братом работников в той же Перво-Чарышской или в какой-нибудь другой деревеньке.

Он до поры до времени не рассказывал о своих задумках. От них даже у самого Марьина захватывало дух. Нанять работников – лишь первый шаг. После этого он планировал перейти как-то (золотишко пригодится) из крестьянского сословия в купеческое, а там… Ведь и Никида Демидов, и его сын Акинфий были простыми, как отец Игнат, кузнецами, а чего добились! И он, Тихон Марьин, добьется всего и поднимет всех!

Весной мужики отсеялись, установили дверь в пещере и отправились на Колывано-Воскресенские заводы.

– Настя, Настенька! Скоро я увижу тебя, моя ненаглядная! – ликовал Митя.

– Все обошлось, все обошлось! – радовался, глядя по сторонам, и слушал пение птиц Игнат. – Все обошлось!

– Последняя отработка, последняя отработка! – радовался и Тихон.

– К Нас-тень-ке! К Нас-тень-ке! – билось в такт цоканью копыт сердце Мити. – К Нас-тень-ке!

Август 1744 г. Возвращение домой

– Я пойду-то схожу / На широкий двор / Я поймаю-то коня / Коня вороного, – распевал во все горло Митя, сидя на облучке и радуясь солнцу, жизни, своему счастью. Вороной конек резво мчал его к дому, а Мите хотелось ускакать назад, к Настеньке. Сердце его разрывалось от любви и от счастья. Он не мог усидеть долго на месте, время от времени вскакивал и, удерживая вожжи одной рукой, начинал приплясывать в коробе, ухарски размахивая другой. И так почти пятьдесят верст.

Ехавшие сзади Игнат с Тихоном, умиротворенно улыбаясь, любовались Митей, слушали его, иногда и подпевали ему. Обоим было даже немного завидно. Счастье, когда тебя любят так, как любила Митю Настя, и когда сам не просто ошалел от любви, но и готов умереть за нее.

Игнат так страстно любил когда-то Лизоньку. Сейчас он любит жену Анну, детей и больше всего на свете боится их потерять. Недобрые предчувствия терзали его почти год после расправы над злодеями, но, слава Богу, все обошлось. А вот Тихон пока не встретил свою ненаглядную, но он еще молодой, и, даст Бог…

Пока все складывалось наилучшим образом. Они только что сосватали Настю за Митю. Сначала, по обычаю, жених и невеста обменялись подарочками. Как эффектно смотрелся на ней темненький сарафанчик в сочетании с ярко-розовой рубашечкой и алой лентой в распущенных по плечам волосах и как понравился ей перстенек с зеленым камушком! Тиша даже позавидовал брату.

А как хорош был сам Митя в подаренной Настенькой алой холщовой рубахе с зелеными и желтыми разводами, с ее же вышивкой на груди. Жгучие черные глаза, вьющиеся черные волосы, ямочки на щеках, высокий, плечистый.

На следующий день по традиции Игнат с Тихоном отправились к родителям невесты «с добрым словом» – «со сватанием». Родители спросили дочь, согласна ли она выйти замуж за раба Божьего Дмитрия. Настенька мило покраснела, но ответила твердо: «Пойду!» После этого отец с братом, опять же по обычаю, вышли на улицу, вернулись с сияющим, как только что начищенный самовар, Митей и принялись обговаривать церемонии венчания, свадьбы, величину «подьемных» и приданого. Свадьбу, как водится, решили сыграть через две седмицы.

Следующие два дня Митя катал на тройке невесту с подругами. Сначала они съездили на расположенное в трех верстах от заводов Белое озеро, полюбовались им и преогромной Синей горой. Потом Марьин свозил невесту с подругами на красивейшее на земле Колыванское озеро.

Сегодня с утра Настенька засела за шитье приданого, а Игнат с сыновьями отправился домой – готовиться к свадьбе. Всю дорогу Тихона одолевали благостные мысли, радость и умиление. Особенно когда взгляд останавливался на брате.

Но уже на подъезде к дому звериное его чутье закричало об опасности. Он подвинул ружье поближе, сунул нож за голенище и огляделся, ничего не понимая. Ярко светило солнце, из леса доносился задорный щебет птиц, под дугой звенел колокольчик, впереди горланил Митя, но что-то было не так. Что? Ах, да – не бросились навстречу с радостным лаем собаки, не выскочили из дома на Митино пение и звон бубенцов домочадцы. Беда!

Тем временем Митя, лихо подняв на дыбы жеребца, остановился у крыльца. За ним остановил своих лошадей Тихон и тоже встревоженный Игнат. И тут же со всех сторон на них посыпались, как черти из табакерки, с диким визгом, ревом какие-то страшного вида злодеи.