Книга Опасная любовь - Бренда Джойс

– Я и сам мог бы сказать тебе, что жара нет, – мягко произнес он, поглаживая ее руку.

Ариэлла слабо улыбнулась:

– Рада снова слышать этот соблазнительный тон!

– Разве он соблазнительный? – промурлыкал Эмилиан, думая о том, что соблазнение – самое безопасное сейчас занятие. Все остальное, напротив, было слишком опасным.

– У тебя глаза блестят, – прошептала девушка.

– Я сижу перед тобой полностью обнаженный, Ариэлла, и я еще не умер.

Она поднесла его руку к губам и быстро поцеловала ее. Щеки ее при этом залились румянцем. Затем девушка потянулась за упавшей на пол книгой.

Эмилиан не мог припомнить случая, когда кто-нибудь заботился о нем подобным образом. Лишь его мать могла бы вот так сидеть у его постели, как это делала Ариэлла, и лишь у матери достало бы мужества наставить на Толлмана ружье. Эта девушка отличается от всех прочих женщин-gadjis. Но он понял это уже давно, в тот момент, когда взгляды их встретились в первый раз.

– Тебе больно? – спросила она.

Эмилиан покачал головой:

– Спина распухла, вот и все. Неудивительно, ведь я проспал целую неделю. Спасибо тебе.

Она воззрилась на него:

– Эмилиан, тебе не за что меня благодарить.

– У меня воображение разыгралось или ты все же заботилась обо мне все то время, что я провел здесь?

Девушка улыбнулась:

– Да, заботилась.

Он одарил ее ответной улыбкой:

– Возможно, твое истинное призвание заключается в том, чтобы стать сестрой милосердия.

Она покачала головой:

– Тебе нужен был уход, и я предоставила его.

Слова Ариэллы поразили его, как удар под дых. Глаза ее все еще сияли. Он прочел в них бесконечную любовь и веру. Но он же не заслуживал этого, не так ли? Ни доверия, ни любви. Он не мог ответить на ее чувства – да и не хотел этого делать. Однако как странно реагировало его сердце! Оно словно согрелось изнутри. Сколь многим обязан он этой девушке!

Эмилиан напомнил себе, что Ариэлла – принцесса-gadji , в жизни которой однажды появится и принц-gadjo .

Ощутив неловкость, он бросил взгляд на книгу, которую Ариэлла держала в руках, и глаза его удивленно расширились, когда он прочел на корешке фамилию Шекспира. Обрадовавшись тому, что нашел способ отвлечься от своих гнетущих мыслей, он удивленно спросил:

– Все это время ты читала мне «Ромео и Джульетту»?

– Нет, я читала тебе «Генриха V».

Улыбка его погасла, и он сел прямее.

– Вряд ли это можно назвать женским романом.

– Я солгала тебе. В действительности я не читаю женские романы, – ответила Ариэлла.

Слово «ложь», исходящее из ее уст, не поддавалось осмыслению.

– Почему ты выбрала именно «Генриха V»?

– Личность этого короля восхищает меня, – пояснила Ариэлла, глядя прямо в глаза Эмилиану, – несмотря на все его недостатки. Он был гордым – чрезмерно гордым в действительности, – но очень смелым и, не раздумывая, бросался в бой. Для него поводом развязать войну могла стать даже обычная насмешка.

Эмилиан почувствовал себя неуютно.

– Он был очень недальновидным человеком.

– Возможно, но также и сильным лидером, – уверенно произнесла девушка, не отводя взгляда. – Его люди верили ему и последовали бы за ним хоть на край света, влекомые его харизмой.

– Генрих был безжалостным, – задумчиво произнес Эмилиан.

– Да, безжалостным – а потом его предали.

– Его предали, а английских солдат его армии жестоко убили, – сказал он, выпрямляясь на постели. Он недоумевал, говорили ли о короле или о нем самом?

– Его трагедия сделала его образ еще более привлекательным в моих глазах, – твердо произнесла Ариэлла.

– Ну разумеется, – протянул Эмилиан, осознавая, что девушка тоже заметила сходство. – А одобряешь ли ты его мстительность? Он проследил, чтобы люди его были отомщены.

– Нет, не одобряю, ведь Генрих убил всех пленных французов, какие только были в его распоряжении, – сжато ответила девушка. – Жестокость рождает жестокость, Эмилиан. Такова мораль этой истории. И тебе, несомненно, это известно. Ты ведь не думаешь о мести, правда же?

Он воззрился на Ариэллу, но увидел перед собой презрительно ухмыляющееся лицо Толлмана.

– Генрих женился на французской королеве и стал королем Франции, – хрипло произнес он. – Вот каков итог его жестокости.

– Я не могу не восхищаться его гордостью, мужеством, умением быть лидером, но, всякий раз перечитывая эту историю, я проливаю слезы над сценой убиения. Зная, как Генрих поступит дальше, я испытываю отвращение, – заявила Ариэлла. – Я плачу из-за несправедливости, от которой страдал и продолжает страдать цыганский народ, я горько оплакивала содеянное над тобой! Мне невыносимо видеть выражение твоих глаз.

Эмилиан тяжело задышал и, скрестив руки на груди, стал обдумывать, что именно он сделает с Толлманом. Для начала его также стоит выпороть – в особо изощренной форме. Ненависть и гнев сотрясали все существо Эмилиана.

– Тебе бы следовало почитать другую драму, Ариэлла.

– Ты очень гордый – и очень смелый, – но я молю лишь об одном: не позволяй гордости пробудить свою мстительность, – с чувством произнесла она.

– Малейшие подробности того, что случилось, навсегда запечатлелись в моей памяти, Ариэлла, – ответил он. – Я благодарю Бога за то, что ты не убила Толлмана, но он должен заплатить за содеянное.

– Его арестовали. Было возбуждено расследование. Он неминуемо окажется в тюрьме, Эмилиан.

Эта новость удивила его, но он догадался, что за этим стоят Ариэлла или ее близкие. Ну конечно, кто же еще?!

– Но привлекут ли его к ответу?

Эмилиан так быстро спустил ноги на пол, что спина снова ответила резкой болью, и он застонал. Покрывало его поползло вниз, и он поймал его, не обращая внимания на обнажившийся пупок.

Посмотрев на него, Ариэлла покраснела.

– Мой отец, – сказала она, – человек справедливый. Толлман нарушил закон, решив покарать тебя за то, чего ты не совершал. Налагать наказание – прерогатива судей и судов, а люди не должны вершить правосудие по своему усмотрению.

Эмилиан был уверен, что отец Ариэллы занялся его делом по ее просьбе.

– Мне не нужна благотворительность gadjos .

Девушка сделала глубокий вдох.

– Ты несправедлив. Я ухаживаю за тобой вовсе не из благотворительности.

– Это мне известно. Я говорю о твоем отце, который ради того, чтобы уважить тебя, занялся моим делом, хотя моя судьба его мало заботит.