Книга Невеста для герцога - Карен Рэнни

«Вы немедленно превращаетесь в напыщенного, невыносимого, самонадеянного осла в тот же момент, когда обнаруживаете, что не несчастны». Что-то подобное она ему заявила совсем недавно.

Он очень сильно опасался, что она права. И все же в его жизни были воспоминания о смехе и радости. Это было еще до смерти его матери. Он так долго не мог поверить в эту утрату, что боль от нее, возможно, никогда не была полной. Возможно ли такое?

«Нет, Джеред, мы должны вернуться. Твой папа ждет нас, и я обещала почитать Сьюзи сказку. — Она откинула назад волосы, ее ослепительная улыбка соперничала с солнцем. — Не смотри так. Тебе удавалось смягчать мое сердце жалостным взглядом, когда тебе было четыре года, но сейчас я не поддамся». Она тронула лошадь и поскакала в Киттридж-Хаус. Через несколько мгновений он услышал крик и нашел мать лежащей на земле без признаков жизни.

Это ли был момент, когда он стал другим человеком? Или это случилось, когда умер его отец? Тогда он выучил урок, тот, который довел до совершенства повторением. Легче не ощущать ничего.

Быть равнодушным проще, чем чувствовать боль. Это делает тебя почти неуязвимым. Его отношения с приятелями были поверхностными и непрочными, избегал он и родственников, потому что те вытаскивали его из-за тщательно возведенных им стен.

Он отказался от Тессы. Боялся, что своей любовью она выведет его на дорогу жизни, где ему предстоит познать истинные человеческие чувства. А он бежал от них, пытался заглушить их в себе.

А порочность? Это ведь единственный способ соприкасаться с реальностью, то, что он хотел доказать себе своей непутевой жизнью. По внешним признакам он еще живой. Возбуждение, опасность, попрание закона, традиций и правил — своего рода наркотик. Он стал нуждаться в нем, просто чтобы чувствовать себя еще не погребенным.

Парализованная конечность не может чувствовать укол. А оцепеневшая душа? Нежный женский смех. Множество вопросов. Разбитая вдребезги ваза.

Молодой человек на картине был образцовым джентльменом. По крайней мере старался казаться таким, прикрывая внешней бравадой пустоту души.

Его дядя ошибался. Он вовсе не стремился стать воплощением зла. Это была укоренившаяся привычка. Отсутствие любви, повторяемые банальные поступки и слова, отторжение всего, что может ранить душу.

Почему портрет тревожит его? Ведь он льстит ему, показывает очень выгодно: чуть меньше морщин вокруг глаз, немного смущенная улыбка. Глаза — те же, волосы такие же темные, разве что прическа изменилась. Но это был не он. Жена ошибалась, восторгаясь этим портретом.

Немного унизительно было признавать, что его понимание себя самого началось только после женитьбы. Если бы не это важное событие, вполне возможно, что он оставался бы таким, как был. Несчастливым человеком, вынужденным изображать какую-то деятельность только затем, чтобы поменьше оставаться наедине с самим собой. Сейчас, когда он попытался устранить Тессу из своей жизни, одиночество не приносило ему облегчения.

Он при всех своих недостатках, всех бедах, обрушивавшихся на него, нуждался в ее участии.

«Знаете, ведь я сначала влюбилась в ваш портрет», — сказала однажды Тесса.

«Человек на портрете внимательно слушал меня. Был очень терпеливым. Похоже, был совсем не против всех моих глупых вопросов».

А его, реального, только раздражала ее детская непосредственность, наивность.

Как он был не прав! С гневом, удивившим его, он швырнул свою трость в этот проклятый портрет.

Болван с холста только продолжал улыбаться ему.

Глава 37

Он нашел Тессу в беседке. Это было нетрудно; она почти каждый день скрывалась там с книгой. На прошлой неделе он наблюдал за ней, когда она смотрела в пространство. О чем она думала? Не о нем, это точно. Она, похоже, успела выбросить его из головы.

Она не пошевелилась, когда он подошел, только повернула голову и посмотрела на него. Он положил здоровую руку на одну из колонн, поддерживавших сооружение, поставил ногу на первую ступеньку. Человек, которым он стал за последнюю неделю, был каким-то неуверенным, нерешительным. Это были непростые эмоции. Они раздражали его. Нет, скорее пугали.

Она наклонила голову набок, машинально улыбнувшись. Господи, как она очаровательна! В его груди что-то перевернулось.

— Я продаю дом в Лондоне, — сказал он без предисловий.

— Неужели?

Проклятие, она что, не понимает, какая это для него жертва?

— И я прекратил членство во всех моих игорных клубах.

Она подняла брови — вежливый и абсолютно равнодушный жест.

— С какой стати вам делать это?

Молчание, пока он набирался смелости.

— Потому что я готов все начать заново, — ответил он, — изменить мою жизнь.

Она заморгала. Она всегда делала это, когда он удивлял ее. Это случалось нечасто, но достаточно, чтобы он радовался в душе, когда это происходило.

— Я нанял секретаря, который приедет сюда жить через неделю. По рекомендации вашего отца. Несомненно, он шпион. Ну что ж поделать!

Вот это вызвало наконец улыбку на ее лице.

— Одна моя попытка быть достойным прискорбно провалилась, но это не означает, что я не могу попробовать еще раз. То есть, понимаете, гораздо легче в этой жизни быть безнравственным. Скатываться в пропасть, не пытаясь противостоять этому.

— Джеред, вы всегда были порядочным человеком. Вам не нравилось быть таким, но вы им были. Если бы нет, вы бы не организовали кражу своего собственного золота. Вы бы присоединились к тем, кто занимался любовью с проститутками в таверне. Вы нашли бы время и силы для любовницы. Вы не одолжили бы свою ложу сестрам Кроуфорд. Ваша проблема в том, что вы просто не готовы быть счастливым. Я очень рада тому, что услышала от вас сегодня.

Почему он думал, что она ускользает от него в мир вежливого безразличия? Нет, кажется, еще далеко не все потеряно.

— Я был идиотом, Тесса. Я ошибался. — Это признание должно разбить этот вежливый фасад. Сейчас или никогда!

— Мы оба ошибались.

Это она о том, что любила его?

Он поднял руку, чтобы остановить ее.

— Не говорите мне, что мы оба были не правы. Я виноват больше.

— Вы действительно так считаете? — спросила она, и на ее губах заиграла озорная улыбка.

— Проклятие, я люблю вас. — Не совсем романтическое заявление, зато от чистого сердца.

Она удивленно заморгала, глядя на него.

— И если вы не можете простить меня за все страдания, боль и горе, через которые я заставил вас пройти, то я не единственный в этой семье, кто ранен высокомерием. Разве не достаточно, что я перестроил свою жизнь? Черт, я составил списки всех тех людей, которые могли бы быть достойны общаться с вами. Я пожертвовал значительную сумму церкви, обеспечил средствами дом ветеранов и пообещал поддерживать три сиротских приюта.