Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

двадцатисемилетняя Инид. Возраст и прозорливость, приходящая с ним, – обычно наиболее важные факторы при выборе слона-матриарха. Но темперамент Юдоры – она немного взбалмошная и слишком себе на уме – помешал ей получить главную должность. Поэтому старшая дочь Эхо, Инид, стала матриархом, хотя она была на десять лет моложе Юдоры: «Это редкость».

Слонам Амбосели потребовалось два года, чтобы освоиться со своей новой социальной структурой и оправиться от засухи, но сейчас группа процветает. «Что реально здорово, так это то, что они пришли в норму, – сказала мне Фишлок. – Похоже, ключ к успеху здесь – неизменная возрастная структура которая включает как молодых, так и старых членов, поскольку она позволяет новому поколению лидеров появляться естественным путем».

Жители юга по-прежнему очень сильно переживают свой кризис. «Время покажет, что на самом деле значит терять всех этих пожилых самок. Страшно об этом думать», – сказала мне Джайлс.

Косатки, безусловно, становятся все более оторванными друг от друга. Когда мы с Джайлс наконец встретились с южными жителями, только двое из двадцати трех членов группы добывали корм у западного побережья острова Сан-Хуан, в традиционном месте для шведского стола с лососем, которое когда-то привлекло бы всю стаю. Сначала я заметила высокий ониксовый плавник Лобо, девятнадцатилетнего самца, появившегося так близко к лодке, что у меня екнуло сердце. Затем я засекла его мать, Леа, плывущую неподалеку. В сорок два года она, вероятно, была на пороге своей фертильности и, возможно, как и я, переживала бурный период гормональных изменений среднего возраста. Я не удержалась и спросила Джайлс, не думает ли она, что у косаток в период менопаузы тоже могут быть убийственное настроение и приливы жара.

По ее словам, косатки – это, по сути, «отдельная колбаса», из-за чего их температуру трудно контролировать. Она смогла вспомнить три случая за эти годы, когда пожилые самки отрывались от своей семьи и уходили в одиночное плавание. «Это может быть потому, что они капризничают, или им просто нужно побыть наедине, кто знает», – сказала она. Сравнение уровней гормонов дало бы дополнительные подсказки. Сильное потоотделение и буйное настроение обусловлены падением уровня эстрогена, который влияет на уровень серотонина – нейромедиатора, связанного со счастьем. Но эти тесты еще предстоит провести на образцах фекалий косаток.

Тем не менее я испытала мотивирующее чувство единения с этой косаткой. Леа (как и я) была социальным существом, переходящим в следующий этап своей жизни. Для нее смерть яичников ознаменовала рождение свободы воли. Она не собиралась исчезать из общества, наоборот – занимала центральное место: ее пришедшая с годами мудрость позволила ей завоевать уважение клана и продвинула вперед. Как одна из восьми оставшихся самок в постменопаузе среди жителей юга, она даже может стать новой Бабулей.

«Все спрашивают, кто займет пост, но у косаток нет такой роскоши, как выбор», – сообщила мне Джайлс. Она считает, что одной чавычи недостаточно, чтобы удержать их вместе как группу, и это влияет на привычный уклад их жизни. «Такое ощущение, что опора их культуры разваливается».

Культура – только часть проблемы. В море Селиш много потенциальной добычи для косаток, но жители юга специализируются на охоте на лосося и не будут охотиться ни за чем другим, даже если будут умирать от голода. Они делят одни и те же воды с другим экологическим видом косаток, который ловит морских млекопитающих, и популяция того вида стремительно растет. Иногда можно увидеть, как один из южных жителей играет с детенышем тюленя, но, к большому разочарованию защитников природы, косатки еще не разглядели в тюленях пищи.

Как правило, мы думаем, что культура дает огромные преимущества, но жители юга учат нас, что культурный консерватизм сопряжен с риском. В этом быстро меняющемся мире стоит быть оппортунистом, иначе можно оказаться в тупике. Что срочно необходимо, так это чтобы один из новых матриархов стал новатором, перестал играть с ластоногими и вместо этого ел их. Именно так зародилась их культура много тысяч лет назад, но кто знает, возникнет ли такая поведенческая пластичность вовремя, чтобы спасти этих косаток.

А нам, людям, как архитекторам всех этих изменений, предстоит вызвать достаточно сострадания в нашем паралимбическом мозге, лишенном любви, чтобы изменить наши привычки, пока не стало слишком поздно.

«Если мы не внесем кардинальных изменений в то, как мы ведем бизнес – от судоходства до рыболовства и сливания токсичных веществ в воду, – то обречем косаток на гибель. Бизнес делает нас морально развращенными, и мы проделываем то же самое с косатками, – сказала Джайлс дрожащим голосом, едва сдерживая слезы. – Эти киты – канарейка в угольной шахте в этом регионе. Они говорят нам, что в окружающей среде что-то не так, и если мы спасем этих китов, мы совершим огромное дело».

Глава 10

Сестры справляются сами: жизнь без самцов

Темноспинный альбатрос выглядит как чайка, пристрастившаяся к стероидам. Вероятно, это самые маленькие из двадцати двух видов альбатросов, но размах их крыльев таков, что на их фоне баскетбольный гигант Леброн Джеймс может показаться довольно миниатюрным. Исключительное телосложение морских птиц приспособлено для динамического парения – специальной формы полета, которая позволяет альбатросу совершать круиз по голубой планете с минимальными усилиями. Они удерживаются в воздухе, практически не шевеля крыльями на протяжении тысяч километров благодаря океаническим восходящим потокам. Альбатросы могут проводить в воздухе буквально годы – их перепончатые лапы вообще не касаются земли, что делает этих марафонцев священными для моряков, поэтов и мифотворцев.

Потребность в размножении грубо пресекает их лирическое кочевое существование, поселяя на отдаленных скалистых выступах в шумных, перенаселенных колониях. Темноспинные альбатросы предпочитают тихоокеанские Гавайские острова, где они собираются каждый ноябрь после шести месяцев одиночества, чтобы спариться и вырастить единственного птенца. Такая работа не может быть выполнена в одиночку: птенцы альбатроса растут уникально медленно. Им требуется почти шесть месяцев, чтобы покинуть гнездо и самостоятельно подняться в воздух. В течение этого времени родители должны отправляться на поиски пищи на север до Аляски, причем один проводит недели в море в поисках кальмаров, чтобы прокормить себя и растущего птенца, в то время как другой неотступно сидит в гнезде, защищая свои шумные, но важные генетические инвестиции.

Такая командная работа требует титанического уровня доверия, понимания и самоотдачи, вот почему альбатрос стал символом очередного выдающегося подвига моногамии в перелетах на большие расстояния. Они живут от шестидесяти до семидесяти лет и обычно спариваются с одной и той же птицей каждый год на протяжении всей жизни. Их «уровень разводимости», как