Книга Анархия. Неумолимое возвышение Ост-Индской компании - Уильям Далримпл

отправлять правосудие, начислять налоги, чеканить монеты, обеспечивать защиту, налагать наказания, заключать мир и вести войну.

Отныне земельные доходы тех частей Индии , которые находились под корпоративным контролем Компании, должны были рассматриваться просто как валовая прибыль для EIC, которая, как писал Клайв, "покрывала все расходы на инвестиции [товары, купленные для экспорта в Лондон], обеспечивала всю китайскую казну [деньги, использованные для покупки чая в Китае] и отвечала всем требованиям всех других ваших поселений в Индии, и, кроме того, оставляла значительный остаток в вашей казне".

До сих пор золотые слитки составляли 75 процентов импорта EIC в Бенгалию и были источником большей части "огромных древних богатств провинции". Но теперь Компании больше не нужно было ничего везти из Британии, чтобы оплачивать текстиль, специи и селитру, которые она хотела купить и экспортировать: Налоговые поступления из Индии теперь использовались для финансирования всех этих покупок. Отныне к Индии относились как к огромной плантации, которую нужно было доить и эксплуатировать, а всю прибыль отправлять за границу, в Лондон.

В результате, по словам Ричарда Бехера, нового резидента Компании в Муршидабаде, "первым соображением было собрать как можно большую сумму в стране" - другими словами, просто обеспечить как можно больший доход за счет земельных налогов , а затем перевести излишки на счета в лондонских банках.

Для Клайва и держателей его акций это был еще один триумф : "Фортуна, похоже, намерена сопровождать меня до последнего", - писал Клайв своему другу и биографу Роберту Орму. Все цели, все желания близки к полному исполнению, и я достиг вершины всего, чего желаю, утвердив, что компания, несмотря на всю зависть, злобу, раздоры и обиды, признает себя самой богатой компанией в мире". К огромной личной выгоде Клайва, стоимость акций EIC резко возросла, почти удвоившись за восемь месяцев.

Но для жителей Бенгалии пожалование дивани обернулось катастрофой. Наваб больше не мог обеспечить даже минимальную защиту своему народу: сборщики налогов и фермеры грабили крестьянство, чтобы получить средства с земли, и никто не чувствовал ни малейшей ответственности за благополучие рядового земледельца. Купцов и ткачей заставляли работать на Компанию по ценам гораздо ниже рыночных; они также силой отбирали ткани, производимые для их французских и голландских конкурентов. Купцов, которые отказывались подписывать бумаги, соглашаясь с суровыми условиями Компании, били палками, сажали в тюрьму или публично унижали, заставляя тереться носом о землю. Несколько лет спустя, в 1769 году, Бехер писал: "Англичанину должно быть больно думать, что с момента вступления Компании в Дивани состояние жителей страны стало хуже, чем прежде; однако я боюсь, что этот факт несомненен. Эта прекрасная страна, которая процветала при самом деспотичном и произвольном правительстве, сейчас находится на грани разорения". Экономические показатели были плохими, писал он, и с каждым днем становились все хуже: доходы от земли сокращались с момента передачи дивани, монеты не хватало, а внутренняя торговля Бенгалии сокращалась.

Гулам Хусейн Хан, безусловно, самый острый наблюдатель своего времени, быстро понял, что это будет означать на деле. Во-первых, это означало фактическое исчезновение всего его социального класса. Дворяне Моголов, чья власть в конечном счете опиралась на их опыт кавалеристов, теперь были фактически безработными, поскольку Компания заменила их пехотинцами, которых набирали в основном из сельских индусов-раджпутов и браминов. Задолго до того, как кто-то другой продумал все последствия этого нового корпоративного колониализма и его пехотной войны, Гулам Хусейн Хан оплакивал судьбу "оставшихся представителей древней знати... у которых в эти тяжелые времена не осталось ни одного ресурса под пологом небес Хиндостани... Поэтому многие уже покинули свои дома и страны, а многие, не желая покидать свои жилища, заключили договор с голодом и бедствием и закончили свою жизнь в нищете в углу своих коттеджей".

По его подсчетам, эти перемены лишили работы от 40 000 до 50 000 воинов в Бенгалии и Бихаре, а также рассеяли "тысячи и тысячи купцов", которые следовали за "этой многочисленной кавалерией". Это, в свою очередь, имело важный экономический и цивилизационный эффект: "Еще более многочисленные ремесленники, которых дворяне всегда держали занятыми, иногда в своих собственных домах", обнаружили, что их покровители больше не в состоянии содержать их или их собственные кар-ханы. Альтернативную работу было трудно найти, поскольку "англичане теперь правители и хозяева страны", а "поскольку их искусства и занятия не приносят пользы англичанам", ремесленники могли только воровать или попрошайничать.

Поскольку эти правители получают все необходимое из своей страны, из этого следует, что ремесленники и мастера этой земли постоянно страдают, живут в бедственном положении и с трудом добывают средства к существованию, достаточные для поддержания их жизни. Ибо поскольку англичане теперь являются правителями и хозяевами этой страны, а также единственными богачами в ней, к кому могут обратиться эти бедные люди, чтобы предложить свои произведения искусства, чтобы получить выгоду от своих расходов? Только некоторые ремесленники могут найти средства к существованию у англичан, такие как плотники, серебряники, железоделатели и т. д.

Более того, писал Гулам Хусейн Хан, завоевания Компании представляли собой совершенно иную форму имперской эксплуатации, чем все, с чем Индия сталкивалась ранее. Он задолго до других индийцев сформулировал, что такое быть подвластной колонией и насколько эта странная и совершенно чуждая форма корпоративного колониализма отличалась от правления Моголов. "Вскоре было замечено, что в Бенгалии начался дефицит денег", - писал он. Поначалу никто не знал, была ли "эта нехватка вызвана притеснениями и поборами со стороны правителей, или скупостью государственных расходов, или, наконец, огромным вывозом монеты, которую каждый год везут в Англию". Но быстро стало ясно, что утечка богатства была реальной. Вскоре стало обычным делом "видеть каждый год пять или шесть англичан, а то и больше, которые возвращаются к себе домой с большими состояниями. Таким образом, из этой страны утекают лакхи и лакхи".

Это, писал он, сильно отличалось от системы Моголов, которые, хотя тоже изначально были чужаками, решили "навсегда обосноваться [в Индии] и установить постоянное проживание в этой стране, намереваясь превратить свои завоевания в достояние для себя, сделать ее своей собственностью и наследством":

Они направили всю силу своего гения на обеспечение счастья своих новых подданных; они никогда не ослабляли своих усилий, пока не вступали в брак с туземцами, не обзаводились от них детьми и семьями и не становились натурализованными. Их ближайшие преемники, выучив язык страны, вели себя с ее жителями как братья одной матери и одного языка... [индусы и мусульмане] слились в одно целое, как молоко и сахар, получившие кипяток".

В отличие от них, писал