Книга Население: одна - Элизабет Мун

считая гнездовья.

– Ну, не будем вас задерживать, – сказал мужчина, пока она размышляла, стоит ли говорить им про гнездовье. – Угостимся вашими чудными помидорами и пойдем. Сегодня мы планируем просто погулять по округе, осмотреться. Ваши вещи трогать не будем, – добавил он, словно не понимал, что одно его присутствие уже нарушает ее границы.

Офелия протянула им корзину через забор, и они выбрали себе по помидору.

– Если вы не возражаете, – сказал мужчина, – я бы хотел как-нибудь с вами пообщаться. Вы все-таки осуществили первый контакт, хоть и не профессионально.

Он беззлобно усмехнулся. Вероятно, он не хотел ее обидеть – и все-таки обидел. Офелия сама не знала, отчего его слова вызвали в ней такую злость. Ей захотелось стукнуть его, и это пугало. Она в жизни никого не била.

– Где меня найти, вы знаете, – сказала она не грубо, но без особой любезности.

Он с улыбкой кивнул и отвернулся, впиваясь в помидор. Офелия выглянула на улицу, но других людей не увидела. Может быть, удастся дойти до гнезда и проведать малышей Буль-цок-кхе.

В сопровождении существ она дошла до нужного дома, где ее эскорт обменялся приветствием с охранниками. Офелия заметила, что сегодня те держат ножи наголо. В спальне она обнаружила Лазурного – тот, притулившись на старой кровати, напевал что-то с прикрытыми глазами. Когда Офелия вошла, он поднялся и взял ее за руки, а потом осторожно поднес их к лицу и коснулся ладоней языком.

– Тц-коу-кёррр.

От этого комментария и одновременно приветствия в груди у Офелии потеплело. Она повернулась к чулану. Буль-цок-кхе посматривала на нее из гнезда – внимательно, но спокойно. Офелия сама не знала, как ей удалось так легко истолковать ее выражение. Буль-цок-кхе протянула к ней руку, и Офелия подошла ближе. Малыши, сбившись в клубок, лежали в центре гнезда, в ногах у матери. В этом беспорядочном сплетении полосатых хвостов и тощих ножек разобрать, какой хвост кому принадлежит, было решительно невозможно, но Офелия могла бы поклясться, что со вчерашнего дня они заметно подросли.

И пахло в чулане куда приятнее. Внутреннюю часть гнезда устилали свежие травы. Интересно, не навредят ли детенышам травы, завезенные с Земли. Один из них открыл глаза и громко требовательно пискнул. Буль-цок-кхе склонилась над ним и плюнула в раззявленный крошечный рот. Офелия чуть не подавилась. Что это – слюна? Отрыжка? Выяснять не хотелось, да и не ее это дело. Детеныш жадно глотал, хлопая глазами. Наконец он довольно зашипел и снова свернулся клубком. Буль-цок-кхе взяла его на руки и протянула Офелии. Офелия приняла малыша, на этот раз не вздрогнув, когда он лизнул ей запястье своим шершавым, как у кошки, языком.

Лазурный что-то сказал. Офелия повернулась, и он жестом подозвал ее к себе. Она села на край кровати рядом с ним, положив довольного детеныша на колени, а Буль-цок-кхе тем временем начала кормить следующего. Офелия принялась разглядывать малыша – света было больше, чем вчера, и видно было лучше. Яркие полоски на спине и хвосте, темно-коричневые на фоне кремовой кожи. Голова слишком большая для тщедушного тельца, хотя и не настолько, как у человеческих младенцев. Лазурный начал напевать без слов, и малыш повернул голову на звук. Когда в песне зазвучал ритм, левая ножка детеныша задрыгалась в такт.

Дробь левой ногой означала одобрение… Неужели малыш учился выражать согласие? Или…

– Петц, – сказал Лазурный. – Тц-коу-кёррр петц.

Что же спеть этому странному детенышу с полосатой спинкой и хвостом? Из всех песен Офелия знала только колыбельные, которые пела собственным детям. Она начала напевать – поначалу неуверенно, пока пристальный взгляд детеныша не захватил ее внимание целиком.

– Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай…

Детеныш засыпать отказывался; вместо этого он, распластавшись у нее на коленях, разглядывал ее лицо, переводя взгляд от глаз ко рту и снова к глазам.

– Ты не плачь, малыш, не плачь…

Непохоже, чтобы эти малыши вообще когда-нибудь плакали; казалось, от них исходят волны предвкушения… чего? Жизни?

Она пела до хрипоты и замолчала, только когда у нее защемило шею, но маленькое существо продолжало глазеть на нее без намека на скуку или сонливость. Офелия встала и, с трудом передвигая затекшие ноги, отнесла его в гнездо. Она не сможет спеть каждому… но Буль-цок-кхе уже и сама задремала, а малыш, которого Офелия положила в гнездо, юрко зарылся в клубок хвостов и лап и смежил веки.

– Тц-коу-кёррр, – позвал Лазурный, и они вместе вышли из комнаты.

Дальше по улице молодая женщина разговаривала с одним из существ. У Офелии екнуло сердце; она покосилась на Лазурного, но тот, казалось, ничуть не встревожился. Существо слушало женщину с глупым видом, хотя Офелия прекрасно знала, что сообразительности им не занимать. Высокий мужчина, руководитель экспедиции, стоял рядом с центром и смотрел на запад; Офелия не видела ничего, кроме пустой улицы, заросшей травой. Мужчина повернулся, увидел ее и нахмурился.

– Я вас искал, – сообщил он так, словно она пропустила назначенную встречу.

Офелии не хотелось показаться невежливой, но сказать тут было нечего. Они не искали ее там, где она была, не звали по имени – по крайней мере, не звали насколько громко, чтобы она услышала. Это не ее вина. Офелия улыбнулась, чувствуя, как в животе сплетается тугой узел негодования.

– Вы должны знать, каким образом мы планируем работать, – продолжил он после короткой паузы. – Мы изучим этих… автохтонов… и устроим официальное знакомство. Вы, наверное, считаете, что уже с ними познакомились, но вы не знакомы со стандартными процедурами. Вы ведь были… кем? Домохозяйкой?

Офелия не стала его поправлять. Кем бы она ни значилась в списках Компании, это было давно и уже не имело значения. Чему бы она ни училась, для этого человека ее слова ничего не изменят.

– Я хочу сказать, что это не ваша ответственность, – продолжил он. Его лицо лоснилось на солнце. – Вам удалось с ними ужиться, и вы большая молодец, но теперь мы здесь, и вам больше не нужно ни о чем беспокоиться. – Он сделал глубокий вдох, словно хотел сказать больше, и медленно произнес: – Вы меня понимаете?

Она понимала не все, но достаточно. Она, Офелия, – пустое место, ее мнение не имеет значения и в расчет не берется. «Вот именно, – произнес старый внутренний голос. – Так и есть. Так было всегда. Признай это, и они будут относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь: как к старой женщине, как к пустому месту».

– Кроме того, нам нужно решить кое-какие вопросы… – добавил он неопределенно, не глядя на нее. – Касательно оборудования…

Офелия похолодела. Оборудование было ей необходимо.

– А что