Книга Приют гнева и снов - Карен Коулс

правда – насчет Гарри?

– Много несчастных сгинуло на болоте, – отвечает она. – Много несчастных.

Она направляется к лестнице. Конечно же, она ожидает, что я буду спать на сыром чердаке, но я больше не служанка – и никогда ею не стану вновь.

– Я буду спать в комнате Гарри.

– Ты не посмеешь.

Хватаю ее за руку и притягиваю к себе.

– Ваш муж… ваш мерзкий муж творил невыразимые вещи со мной. Мне ничего не стоит убить вас. – Я щелкаю пальцами. – Ничего.

Остатки краски сходят с ее лица.

– Где он?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Знаю только, что это он убил мистера Бэнвилла.

– Нет.

Она отворачивается.

– Взгляните на меня. – Я встряхиваю ее за руку. – Отчего бы вам не спросить, что он сделал со мной? Наверняка вам должно быть любопытно.

Она вырывается и спешит в сторону комнаты Гарри.

– Возможно, вы и так все знаете, – произношу я.

Ее лица не разглядеть, но до меня долетает слабый всхлип, и весь гнев испаряется. Что же это за жизнь – быть женой этого чудовища и наконец-то освободиться от него только ради того, чтобы медленно умирать от чахотки? Эта бедная женщина и так наказана – без моей помощи.

Глава 37

Тик-так, качается маятник. Тик-так. Все качается, качается и качается. Я хожу по комнате Гарри взад-вперед, не поднимая глаз, каждый шаг отмеряют часы. Это возмездие? Око за око? Гарри за Прайса?

Я провожу рукой по холодному мрамору умывальника и представляю Гарри на этом самом месте, вот он причесывается, достает сигарету из портсигара. Вижу, как он смотрит из окна в поле, на заросли боярышника рядом с расщепленным дубом. Наверное, он видел, как я ходила там в тот день, когда пришел умолять меня любить его по-прежнему, а я отказала ему.

Эта кровать. Думал ли Гарри обо мне, лежа здесь? Мечтал ли обо мне? Эта кровать знает его лучше меня, лучше кого бы то ни было. Она пришла к нему в эту постель – пришла и забрала его душу. Плакал ли он в эту подушку, когда я сказала ему уйти? Сказала так бессердечно и холодно. Я знала, что он был сломлен, и все же заставила его уйти. Почему? Почему не окликнула его, когда он шел, спотыкаясь, с холма? Если бы я только окликнула его.

Я забираюсь под одеяло и кладу голову на подушку. Постель пахнет им. Вся комната пахнет им, будто он вышел несколько минут назад, отлучился на прогулку, или на ужин, или встретиться с Имоджен.

Голова болит от рыданий, и я погружаюсь в сон. А вот и он – вернулся, где бы он ни был раньше, принеся холод с улицы. Он пересекает комнату, оставляя на полу мокрые следы. Он весь промок, волосы прилипли ко лбу, с них стекает вода. Он стоит у окна, его силуэт вырисовывается на фоне ночного неба, он расстегивает рубашку. Она грязная, вся в пятнах и такая же мокрая, как и он сам. Она падает на пол. Лунный свет мерцает на его обнаженной коже. Как же он красив, как невероятно красив.

Он забирается в постель рядом со мной. Его кожа холодна как лед и покрыта болотной влагой. Он пахнет водорослями. Я прижимаюсь щекой к его груди и слушаю, как бьется сердце – этот сильный и ровный ритм напоминает маятник. Тик-так. Тик-так.

– Я люблю тебя, – говорю я.

Он поворачивает голову. Поднимаю лицо, чтобы поцеловать его, но вместо рта – зияющая дыра, полная черных, гниющих зубов, от него разит гнилым деревом и гниющей плотью. Он смеется.

Простыни опутывают меня слишком туго, как смирительная рубашка. Я разрываю их. Наконец мне удается высвободиться, и я выбираюсь из кровати, уже почти у двери. Я моргаю, оглядываюсь. Никого нет – только ворох постельного белья. Я вглядываюсь в него, боясь обнаружить движение, как от чужого дыхания.

Ничего. Ничего там нет. Это всего лишь кошмар, и только.

В комнате никого нет, кроме меня и моего безумия.

Просыпаюсь я перед самым рассветом. Его серый свет не приносит облегчения, он лишь усиливает ужас.

Мое платье все перепачкано, грязь застыла на нем. Нужно найти сумку. В доме тихо, пока я торопливо иду по коридору. Темные узкие ступени в мою комнату в точности такие, какими я их помню. Словно этих пяти лет и не было. Я поднималась по ним вслед за Прайсом в тот первый вечер. Стена на ощупь в точности такая же глиняная и холодная. Тот же скрип. Я почти вижу, как взлетала по этим ступеням тогда, переполненная радостью и любовью.

Дверь приоткрыта. Здесь никого не было – никого с той самой ночи. След моего тела еще заметен на покрывале, где Прайс… Я содрогаюсь и отвожу взгляд. Вот мой багаж, сумка, которую я собрала, думая, что отправляюсь в безопасное место, – бедная, наивная глупышка.

Я хватаю ее, тороплюсь в комнату Гарри и переодеваюсь неуклюжими руками. Смотрю на женщину в зеркале – неужели это я? Это измученное лицо – мое? А эти глаза с темными кругами? Это исхудавшая фигура в поношенном платье, предназначенном для кого-то более полнотелого, здорового, молодого? Как же я изменилась за эти несколько лет, стала другой женщиной, не имеющей ничего общего с той, прежней.

На столике в прихожей лежит конверт, ожидая почтальона. Написанное на нем имя ничего мне не говорит. Но я все же беру его и кладу в карман.

Утро выдалось пасмурным, воздух прохладен. Я перебегаю дорогу и иду к церковному двору. Сердце пропускает удар, когда я прохожу через ворота, будто подсказывает, что я вот-вот найду его. Могилы, расположенные ближе к зданию, старее и величественнее остальных, они обнесены оградой, и над ними высятся каменные ангелы, не сводящие взглядов со своих мертвецов. У Гарри тоже есть небесный хранитель, который смотрит за ним?

Здесь две свежие могилы, одна даже не заросла травой. Имена нанесены на маленькие деревянные кресты, и ни один из них не принадлежит ему. Я уже потерялась и не могу понять, какие камни я осмотрела, а какие – нет. Начинаю заново, на сей раз методично пересекая один ряд могил за другим. Так много имен. Так много мертвецов, и с каждым прочитанным именем мое настроение улучшается. Я уже дважды обошла церковь. Ни единого камня не пропустила. Его здесь нет. Его здесь нет, потому что он не умер. Надежда захлестывает, переполняет меня.

Она солгала. Как же