Книга ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

же командуешь Обществом французско-советской дружбы». Она сказала: «Я подумаю». И потом сказала: «Я не буду этим заниматься, но дам тебе телефон своего коллеги, он лучше меня в смысле помощи». И она дала мне правильного человека – это был генерал Гомбьез, он командовал французскими войсками, которые высадились на юге, в Тулоне – после союзников в Нормандии. Он как член общества той же самой дружбы стал помогать. И в конце концов, я думаю, что Горбачев принял положительное решение именно после того, как ему передали письмо генерала.

Обратно. Репатриация?

Впервые после долгого перерыва попал в Москву в 91-м, в октябре, еще советская власть была. В день моего приезда как раз вышла рецензия на мою книгу в «Известиях», с моим портретом – я и Горбачев. В тот приезд в Москве – каждый день репортеры у меня, съемки. Это все происходило в квартире моей матери; одна группа снимает, а другая на лестнице ждет.

– Это была слава. Вы получили 15 минут ее, как и обещал Эдди Уорхолл, каждому.

– Утром, помню, мы пошли в магазин посмотреть, что дают, – а не давали ничего. Было как? Вдруг – очередь, и все сразу в нее кидаются, не спрашивая, что дают. И я умудрился однажды купить сметаны.

– А я в валютном покупал курево тогда. Ваши, кстати, французские сигареты – Gitanes.

– Мне платили тогда гонорары – колоссальные деньги! Я в коммерческом магазине покупал болгарский коньяк и все охали – 43 рубля бутылка! Если не смотреть на нищету, то все было фантастически прекрасно, такая эйфория! Одна девушка с радио сказала мне: «Возвращайтесь!» Она такое сказала, – а больше меня никто не звал.

– А кто должен был вас еще звать? Ну вот кто? Верховный Совет? Министерство культуры? Отдел пропаганды ЦК КПСС?

– Ну не знаю… Я думал – позовут! У меня ведь такая школа западной журналистики! Мне есть что рассказать. Такой опыт работы!

– А может, как раз потому и не позвали, что опыт. Вы бы начали всех учить. А люди, скорей всего, подумали: вот он там как сыр в масле катался, пока мы тут в очередях за колбасой стояли. Он уже свое получил, теперь наша очередь наслаждаться жизнью… Одни, значит, уехали, а другие остались. А иные уехали, но после вернулись. Это все очень интересно!

– Да… Владимир Максимов и Василий Аксёнов вроде вернулись, но они были как-то обижены и чувствовали себя невостребованными в России. Я думал: если они так, то куда ж мне! Тогда, в 91-м, была потрясающая поездка. Я понимал, что другой такой не будет. И потому после долго не ездил – чтоб не портить впечатление от того триумфа.

– Да… Действительно, не очень понятно, зачем они вернулись – Солженицын и Аксёнов. Писатель, он же везде может жить и писать. Хоть Достоевский, хоть Тургенев, хоть Гоголь…

– Это правильно. Но с другой стороны… Солженицын вернулся – но ведь дом-то свой американский он не продал.

– Куда ж продавать – там дети остались.

– То же самое и Аксёнов. Он вроде поехал в Москву, но оставил за собой дом в Биаррице. Не дворец, но тем не менее. Аксёнов мне говорил: для того чтоб стать знаменитым русским писателем…

– …надо жить в России. Но сам он не сказать чтоб вернулся.

– И тем не менее. Аксёнов и Войнович вернулись в свои московские квартиры. Которые им возвратили. По их просьбе. А я этого не сделал. Я не просил мне возвращать жилье.

– Почему?

– Потому что… Когда распался Советский Союз, и русские из бывших республик побежали в Россию, и их там не принимали, а тут еще приеду я, у которого есть квартира во Франции… Нехорошо это. Я этого не сделал. И Максимов не сделал. А если бы у меня была возможность, я бы половину времени проводил в России.

– В смысле – если бы вам дали квартиру?

– Я, когда уезжал, сдал свою квартиру и ордер на новую – вернул Союзу писателей. По-другому нельзя было.

– А вы, может, вот почему не вернулись – у меня появилась версия. Аксёнов и Солженицын – провинциалы все-таки, они не вернулись в Казань или там на Кубань, а в Москву поехали. В этом смысле для вас возвращаться в Москву, откуда вы уехали – было бы в какой-то мере потерей лица. Ага, вернуться туда, где был пацаном, грубо говоря, никем! А они вернулись все-таки в Москву, которую тоже не так просто завоевать. И которая вам досталась даром.

Жулики в Париже

– Вот я слушаю вас и думаю: сейчас, может, снова пора валить?

– Я не знаю…

– Так пора или нет? Скажите что-нибудь!

– Не знаю. Вы говорите – валить на Запад. Но я в ужасе от того, что тут происходит, в Европе.

– Да, да! Вы много писали о том, что Европе конец, она погибнет под гнетом инородцев, разных арабов и негров, которые понаехали. И вы говорили о том, что белые побегут из Европы в Россию – спасаться. Но вы сами, как я посмотрю, не торопитесь отсюда бежать спасаться. Думаете, на ваш век хватит white power? С удовольствием читал вашу книгу «Жулики, добро пожаловать в Париж!». Про выходцев из бывших колоний, которые испортили страну. Когда вас называют фашистом, вы как реагируете?

– Меня так не называют.

– Да? Ну это только потому, что в России ваша книга слабо пропиарена. А во Франции она, кстати, так и не вышла?

– И не выйдет никогда.

– Стало быть, в России больше свободы, чем у вас?

– Абсолютно верно! Было даже при Сталине больше свободы, чем сейчас здесь. Французы были в прошлом смелыми людьми, но давно – при Наполеоне! Он нас бил тогда, сколько хотел, он взял всю Европу.

– А потом все поменялось. В Москве не было гестапо, а в Париже – пожалуйста. Где, кстати, был их офис? Quelle rue?

– Rue Loriston. На дверях гестапо висела медная табличка «Доносов не принимаем». Слишком много было доносов. Там, кстати, одно время рядом жил Максимов, и там же была редакция «Континента».

– В продолжение темы иммигрантов. Не только в России, но и тут довольно популярен фашизм, насколько я заметил.

– Да не фашизм это. Они очень хорошо все разыграли. Национальный фронт мог тут быть очень сильным, если бы не этот мудак, который выжил из ума почти – Ле Пен. Когда-то у него был острый язык, – я помню! А ведь он посредственный политик… Миттеран – вот кто сделал Ле Пена, создав ему партию. Ему надо было это для своих внутренних дел – чтобы ослабить Мишеля Рокара, лидера социалистов. И тогда он сложным маневром возродил Национальный фронт, который, как