Книга Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов

престола и отправили в монастырь за пьянство, — поделился новостью московский наместник.

— Благодарение Богу, что церковь наша избавилась от недостойного пастыря, — удовлетворенно молвил Геннадий. — Да только Зосима сей всего лишь кукла в митре, ветром колеблемая, а верховодят еретиками посольские дьяки Курицыны.

— Я имель честь каварить с Фьодор Курицьин, — коверкая слова, заметил Николай Бюлов. — Он не только дипломат, но и весьма мудрый филозоф!

— Сие не мудрость есть, но плотское мудрование, — возразил Геннадий. — К примеру сказать, утверждает дьяк Федор, что мир сей недвижим пребывает и нет у него ни начала, ни конца.

— А разве это не есть так? — осторожно спросил Бюлов.

— Не так! — отрубил владыка. — Сказано у апостола Павла: те, кто утверждает незыблемость мира — не веруют в Бога, ибо зачем нужен Бог, ежели Вселенная извечна? Истинно говорю вам: было у мира начало и будет ему конец. Вот только когда он наступит — никому не ведомо! Тайну своего Промысла Бог скрыл от тех, кто не боголюбезной совестью ищут благочестия, но дерзновенной мыслью некасаемого касаются!

…На город уже опустилась ночь, когда Дмитрий возвращался домой. Размышляя над словами владыки Геннадия, он засмотрелся на густо усыпанное звездами небо и не сразу заметил тень, отделившуюся ему навстречу. Хваткие женские руки обняли его за шею, и знакомый голос тихо прошелестел:

— Думала, уж не дождусь. Стосковалась, моченьки нет.

Скрипнув зубами, Дмитрий развел руки Умилы:

— Ступай к мужу!

— Он на всенощной, — тихо засмеялась она. — Вернется нескоро.

— Я не о том. Нельзя нам быть вместе!

— Аль разлюбил? — отшатнулась она.

— Как ты не понимаешь! — с мукой вымолвил он. — Не могу я родного человека обманывать.

— А я тебе кто? — уже чужим голосом спросила она. — Забава от скуки?

Не дожидаясь ответа, зябко укуталась в темный плат и словно растаяла в ночной мгле. Дмитрий растерянно глядел ей вслед, невольно восхищаясь гордой женщиной. Такая за любимым пойдет до конца, но себя не уронит, не будет ни молить, ни жалобить. И от сознания того, что он только что сам, своей волей отказался от дарованного ему огромного счастья, стала разрастаться в груди невыносимая боль потери…

Глава 7. Печатник из Любека

1

Здание суда города Любека имело две двери разной высоты. Признанные невиновными выходили через высокую дверь, а проигравшие суд покидали здание через низкую дверь, повинно опуская голову. Мужчина лет сорока в потертой черной шаубе[32] вышел из здания суда через низкую дверь. Судья только что объявил печатника Бартоломея Готана несостоятельным должником и наложил арест на все его имущество, включая дом на Иоганнесштрассе, типографское оборудование и тиражи уже отпечатанных книг.

Миновав Голштинские ворота, на фронтоне которых была высечена надпись Concordia domi foris pax[33], печатник вышел на торговую площадь и стал спускаться к набережной. Погруженный в свои думы, он едва не был раздавлен тяжелой повозкой, с грохотом несущейся по булыжной мостовой, и успел отскочить в самый последний момент, осыпаемый проклятиями возницы.

С тех пор как Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок, в Германии расплодилось больше полусотни типографий, не считая бродячих печатников. Поначалу дела у мастера Бартоломея шли неплохо, однако потом бог торговли Меркурий, статуя которого красовалась на городской площади, повернулся к нему бронзовым задом. Серьезные книги перестали пользоваться спросом среди местных бюргеров, к тому же они стоили дорого из-за высокого качества исполнения. С негодованием отвергнув предложение печатать игральные карты с непристойными картинками, пользовавшиеся спросом у скучавших в далеких плаваниях купцов и моряков, Готан перебрался в Стокгольм, где он выпустил первые книги на шведском языке. Но здесь у него случилась бурная ссора с его подмастерьем, в пылу которой вспыльчивый печатник огрел помощника тростью, да так сильно, что сломал ему правую руку. Мерзавец Иоганн, который был всем обязан своему хозяину, подал на него в суд, и местный судья конфисковал у Готана его типографию в пользу пострадавшего. Пришлось срочно покидать Стокгольм, причем подмастерье нагло явился в порт и помахал бывшему хозяину якобы сломанной рукой, которая на самом деле оказалась целехонькой.

Вернувшись в Любек, Готан был вынужден взять кредит, чтобы приобрести новую типографию. Но тут выяснилось, что за время его отсутствия в городе другие печатники перехватили всех его прежних заказчиков. Оставшись совсем без работы, мастер Бартоломей не смог выплачивать долги, и кредиторы подали на него в суд. В довершение всего жена Эльза забрала детей и уехала в Магдебург, где жили ее родителя, давно упрекавшие дочь за то, что она вышла замуж за человека столь ненадежной профессии.

…А город Любек жил своей обычной хлопотливой жизнью, не обращая внимания на обанкротившегося печатника. Река Траве была тесно заставлена стоящими под погрузкой торговыми кораблями со всего света. Добротные кирпичные дома с островерхими крышами стояли плечом к плечу, как солдаты на плацу. Сусальным золотом сверкали шпили-близнецы Мариенкирхе. Навстречу Готану из таверны вывалилась ватага подвыпивших моряков, и, глядя на них, он с горечью подумал о том, что эти люди будут щедро платить портовым шлюхам, но никогда не потратятся на хорошую книгу.

Уныло побродив по городу, печатник вернулся в уже не принадлежащий ему дом на Иоганнесштрасе. Стоя у окна, он разглядывал аптеку напротив, размышляя, не купить ли ему пару унций порошка, которым травят крыс, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим кошмаром, как вдруг в дверь постучали. На пороге стоял человек, по одежде которого часто бывавший в восточных землях Готан сразу опознал русского.

— Herr Gotan? Ich habe für Sie einen Brief[34], — с трудом подбирая слова, произнес незнакомец.

— Не трудитесь, я говорю по-русски, — хмуро ответил печатник, ожидая какую-нибудь новую неприятность. — От кого письмо?

— От вашего друга господина Николая Бюлова.

Сломав сургучную печать, Готан прочел:

«Мой старый добрый камрад Бартоломеус! Я нахожусь в русском городе Новгороде по приглашению здешнего архиепископа. Ты, вероятно, будешь изумлен, но в этой стране, которую мы привыкли называть варварской, я нашел много высокообразованных людей, и архиепископ Геннадий, безусловно, один из них. Он задумал перевести Библию на русский язык, но этим его планы не исчерпываются. Владыка Геннадий хочет делать то, что до него здесь еще никто не делал, то есть печатать книги! Разумеется, я сразу подумал о тебе. Моей рекомендации