Книга Юрта красного ворона - Олла Дез

разговор зашел в ту область, в которой я не сильна. Принимать гостей голо…в обнаженном виде – не в моем стиле – и отправилась в детскую крушить «вражеские укрепления» из диванных подушек.

Вечером мы с Эдмундом впервые вышли вместе в свет. Мы безнадежно опоздали, и я была уверена, что наш убийца тут уже давно побывал. Но всё же нужно было обязательно посмотреть на работы этого художника. Тем более что и Эдмунд и Виктор упорно из списка подозреваемых его исключать не хотели.

- Выставка открыта уже давно. Почему так много народу? – удивленно спрашиваю я.

- Интерес не ослабевает. Дело как ты знаешь с мертвой точки так и не сдвинулось. А у нас – любят все загадочное и нераскрытое – ответил мне Эдмунд.

Мы поднимались по лестнице ведущий в залы выставки. Ни один музей не согласился выставлять работы подогревающие ажиотаж к убийствам и насилию. Даже не смотря на сильный спрос и прибыль, которую могла подобная выставка принести. Все же гибли женщины и музеи сочли – что им подобная слава ни к чему.

Поэтому Сьер Уолтер Сикерт устроил выставку в своём собственно особняке, модернизировав его и развесив картины в гостиных. Это было экстравагантное решение в его стиле, как объяснил мне Эдмунд.

- А ты знаешь, что он бродит по ночам в одном из самых респектабельных районов столицы и пугает до смерти случайных прохожих?

- И что же он делает? – спросила я, пока мы поднимались по лестницы.

- Он выпрыгивает на них и кричит «Я убийца!». Ему прилетело магией от случайного прохожего, и он попал в Центральную, объяснив свою выходку безобидной шуткой – ухмыльнувшись, сказал Эдмунд.

- Хороши шуточки – покачала я головой и испуганно замерла.

Сразу, как только мы поднялись по лестнице, пред нами предстало полотно в резной раме. Лично мне показалось что рама и само полотно – жутко дисгармонируют. Но рама – это последнее что меня сейчас волновало.

- Что это? – тихо прошептала я.

- Это центральный экспонат выставки. Его жемчужина, так сказать. Называется «Спальня Джека-Потрошителя» - пояснил Эдмунд и мы остановились перед картиной.

- Кого? – не поняла я, разглядывая полотно.

- Нашего убийцу так окрестили газетчики.

- А почему так? Я слышала другие версии? Раньше же он был «Убийца из квартала Айтчепл». А еще, насколько я помню - «Кожаный фартук». Потому что только так объясняется то, что он с ног до головы в крови, а никто этого не видел – спросила я.

- Так это прозвище из того письма? Ты разве не в курсе?

- Нет. Уинн мне ничего не говорил.

- Ну, так видно не хотел тебя загружать ненужной информацией. В полицию в данный момент приходят не просто сотни, а тысячи писем и депеш. И все они признаются в том, что являются нашим убийцей. А еще полны советов, как нам его ловить, и, разумеется, в основном там всякий бред психически нездоровых людей. Так всегда бывает при расследовании громких убийств. Люди не меняются – покачал головой Эдмунд.

- И все это в полиции читают?

- Да. Увы. Но из всего этого хаоса корреспонденции, выявили всего только три – которые заслуживают внимания. Да и то, лично на мой взгляд – это фальшивка.

- Фальшивка?

- Да. В одном он утверждал, что в следующий раз – «отрежет сьере уши». И именно там впервые и прозвучало это прозвище «Джек-Потрошитель». И когда убийца и в самом деле отрезал ухо – все посчитали это письмо подлинным.

- Но «отрезать уши» – это распространенная угроза и к тому же отрезали только мочку. И потом все мы хоть раз слышали – «Я тебе уши надеру». А уж схватить за ухо – вообще любимое дело, например - учителя.

- Да, ты права. Я тоже считаю, что это совпадение. К тому же есть еще одна известная фраза – «ухо от селедки» - это когда совершают нечто невозможное. При этом еще надо себя за ухо подергать – с хитрой усмешкой продемонстрировал Эдмунд.

- Кажется у Аарона Косминского – польские корни? А это ведь оттуда выражение?

- Кора, давай не будем строить предположения на таких вот догадках? Это как говориться «протянуто за уши». Я понимаю, что тебе он не нравится, и именно его ты видишь убийцей – но нам нужны факты, а не предположения – серьезно сказал он – Давай вернемся к картине – и мы снова повернулись к полотну.

- И что ты видишь? – спросила я.

- Ну.… Вот это стул. Скорей всего он стоит в коридоре. Двери, двухстворчатые и они открыты, и мы видим кровать и окно. За кроватью скорей всего зеркало?

- Возможно – протянула я.

- А в нем отражения человека? Убийцы? – он посмотрел на меня вопросительно.

- Или просто случайного зрителя, что видит маленькую, темную комнату. Или может быть, это мы с тобой отражаемся? Смотри, как причудливо падает свет.

- Согласен. Из окна проникает свет из-за ламелей…

- Что такое ламели? – переспросила я.

- Ну, в строительстве так называется тонкая пластина, и они бывают разные в зависимости от материала, из которого сделаны. Это, проще говоря, пластинка или чешуйка. Были такие рыцарские доспехи. Вот оттуда и пошло.

- Первый раз слышу – пожала я плечами.

- Это называется жалюзи – от французского слова «ревность». Такие шторы использовали в основном проститутки, что бы привлечь внимание. Именно поэтому – такая занавеска на окне в моей картине – раздался за мной голос.

Мы обернулись. Сьер Уолтер Сикерт стоял рядом и улыбался. Лично меня от его улыбки покоробило. Но Эдмунд расплылся в ответной улыбке и поприветствовал его. Мне сдержанно поцеловали руку, а потом он спросил:

- А что видите вы, сьера Вантервиль?

- Я вижу ужас, одиночество, темноту и пустоту. А еще мрак, который не рассеивается. Мрак не только в комнате, но и в душе художника. А все эти пятна света и некоторые предметы, чьи очертания едва улавливаются, и даже не понятно, что это с первого взгляда и нужно вглядываться – скорее напоминают хаос и панику.

- Панику?

- Да, рисовавший это запутался в самом себе. Я вижу это так. Но я не профессиональный критик и искусствовед. Я говорю только о личных впечатлениях от работы – сказала я.

- Кора, ты преувеличиваешь – невесело улыбнулся мне