Книга Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - Вероника Лесневская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы я не была зла на Костю, но… не могу не восхищаться его умом, стратегией и выдержкой. Даже мое незапланированное появление не выбило его из колеи. Человек-машина. Жаль, что в личной жизни такой же бесчувственный.
- Также я хотел бы ходатайствовать о запрете гражданину Пономареву приближаться к моей подзащитной, - напоследок обращается к суду Славин.
Костя выгибает бровь, удивленный тем, что его «ручной адвокат» проявляет инициативу. Взмахом ладони приказывает открывшему рот Жене заткнуться. Сам же подается вперед, складывая руки в замок. Внимательно наблюдает, как Славин дает судье мои распечатки.
- Гражданин Пономарев не только ввел в заблуждение суд и своего адвоката, - не упускает случая оправдать Воскресенского, за что тот пронзает его недовольным взглядом. – Но также он преследует гражданку Сладкову и угрожает ей.
Костя напрягается, мрачнеет и впервые за все время заседания устремляет глаза на меня. Сканирует так пристально, будто ищет увечья или другие свидетельства «преследования». Теряюсь под его взволнованным, изучающим взглядом – и чуть заметно взмахиваю кудрями, посылая слабый сигнал, что со мной все в порядке. В следующую секунду мы одновременно, как по команде, поворачиваем головы к Славину, пуская в него ядовитые стрелы за то, что он слишком сгущает краски. Но адвокат лишь ухмыляется, будто привык быть виноватым во всем.
- У вас есть что сказать по этому поводу? – судья поправляет очки и смотрит на Женю через толстые стекла.
На стол перед бывшим ложатся копии переписки, и их тут же перехватывает Воскресенский. Нервные, рваные движения выдают его истинное настроение. Костя вчитывается в текст, темнеет с каждым новым сообщением, пока не становится чернее грозовой тучи. Смяв уголки пальцами, откладывает листы и поворачивается к Жене. Читаю по губам грубое ругательство. Но, к счастью, улавливаю это только я. Бывший тем временем утыкается носом в бумаги и кривится, сцепив зубы.
- Фотошоп! Лжет эта тварь, - плюется ядом и подскакивает с места.
Не выдержав, Костя хватает его за локоть, с силой сжимает и рывком дергает вниз. Женя буквально падает на стул, морщится от боли – и потирает плечо, которое, кажется, ему едва не вывихнул собственный адвокат. Славин укоризненно смотрит на «напарника», но тот уже вернул себе ледяную маску и сейчас выглядит невозмутимо, будто ничего не произошло.
- Штраф гражданину Пономареву за неуважение к участникам процесса, - судья добивает и так пострадавшего Женю. – Еще одно предупреждение, и вы будете удалены из зала, - остудив его пыл, объявляет: - Суд готов озвучить свое решение.
На этих словах у меня замирает сердце. Затаив дыхание, вся превращаюсь в слух. С каждой строчкой, которую зачитывает судья, я все шире округляю глаза, не в силах поверить своей удаче.
Воскресенскому удалось невозможное: при помощи Славина он доказал, что кафе полностью мое, и смог вернуть его, как и обещал. Более того, Женю обязали возместить материальный ущерб, нанесенный помещению так называемым «ремонтом». И вишенкой на торте стал запрет на приближение и к кафе, и ко мне.
- Что за хрень! – по-хамски выкрикивает Женя. Вспотевший, взъерошенный и красный от возмущения. – Почему вы слушаете эту стерву? Она что, и вам дала?
Судья пропускает подтекст мимо ушей или намеренно игнорирует, зато понимаю его я. Обхватываю горящие щеки ладонями, потому что мне стыдно за бывшего мужа. И отчасти за себя, потому что именно я когда-то выбрала такого урода. А ведь родителям он никогда не нравился. Как всегда, они оказались правы.
Вздрагиваю, ощутив пугающе мрачную энергетику. Воздух в зале накаляется. С беспокойством смотрю на Костю, который готов разорвать Женю в клочья, наплевав на репутацию и карьеру. На все! За секунду до того, как он совершит роковую ошибку, появляется охранник и выводит бывшего из зала суда.
Воскресенский провожает их взглядом, лихорадочно сжимая и разжимая кулаки. Сдерживается, чтобы не рвануть следом. Призвав остатки силы воли, все-таки досиживает до закрытия заседания. Как только судья встает, собираясь уйти, надо мной нависает Славин.
- Поздравляю, Вера Александровна, а теперь я отвезу вас домой, - тараторит, бегая взглядом по сторонам. Ведет меня к противоположной от центрального входа двери.
- Но… - растерянно оборачиваюсь на Костю, который собирает портфель, чересчур грубо запихивая в него папки. Старается оставаться холодным и каменным, но негатив пробивается через брешь в его потрескавшейся оболочке. Не хотелось бы оставлять Воскресенского в таком состоянии.
- Это тоже его поручение, - настойчиво тянет меня за собой надоедливый Славин.
- Я не подчиняюсь приказам, - сопротивляюсь, но тщетно.
- Знаю, он предупреждал, - хмыкает обреченно. – Послушайте, Вера Александровна, вы мастерски спровоцировали бывшего мужа и удачно вывели его на эмоции. Его агрессия сыграла нам на руку. Однако на Константина вы тоже действуете сильно. Хотите, чтобы он сорвался, разнес здесь все и прибил Пономарева? Тем самым он рассекретит себя и перечеркнет результаты дела. Вы этого добиваетесь? – сдавленно отчитывает меня Славин и трясет документами в руках.
- Нет, - отрицательно качаю головой, украдкой поглядывая на Воскресенского.
– Пономарев еще на территории. И наверняка захочет поговорить со своим адвокатом, который «проиграл» дело. Нельзя, чтобы он видел вас вместе.
Вздохнув, нехотя соглашаюсь со Славиным. Раздражение отравляет кровь, но разум призывает меня подчиниться. Я и так не должна быть на заседании. Из-за своей импульсивности я могла все испортить.
Позволяю вывести меня через черный вход на служебную парковку. Покорно сажусь в машину и пытаюсь осознать, что сегодня произошло. Заодно решить, что со всем этим делать. Голова разрывается от мыслей, а сердце – от чувств.
Разве можно ощущать себя одновременно обманутой и спасенной? С Костей всегда так. К нему нельзя относиться хорошо или плохо. Он балансирует где-то на пограничье. Насквозь пропитан противоречиями – и заражает ими меня.
«Буду на даче ближе к ночи. Верю, что ты не бросишь дочек и дождешься моего приезда», - приходит сдержанное сообщение от Кости.
Фыркнув, начинаю нервно смеяться, прикрыв глаза и прижав ладонь ко лбу. Воскресенский даже на расстоянии дергает меня за ниточки. Знает, как я отношусь к лапочкам и что я просто не смогу от них уйти. По крайней мере, не сегодня. Привязал меня детьми – и пользуется моей слабостью.
- Манипулятор, - машинально выдаю вслух.
- Он провернул все это ради вас,