Книга Писатели за карточным столом - Дмитрий Станиславович Лесной

родительской нежности — кличут Фишечкой.

Вот эта-та самая Фишечка и есть невеста несчастного Петра Петровича.

В этот вечер в доме Максима Максимовича происходило следующее: в гостиной несколько человек знакомых играли в преферанс. Нынче трудно найти дом, в котором по вечерам не играли бы в преферанс. Сам хозяин г-н Фефёлкин, надев серебряные очки, читал с величайшим вниманием статью из «Морских ведомостей» об утраченных билетах сохранной казны; Матрёна Кондратьевна сидела возле какой-то барыни и говорила: «Прелестная, я вам скажу, это выдумка — преферанс, будь хоть сколько гостей, для всех достанет занятий!» Фишечка сидела за фортепьяно и играла польку Анну.

Фишечка — прекрасная девушка и виртуозка в душе. Она готова с утра до вечера заниматься музыкой и имеет, я вам скажу, необыкновенное дарование, например: она будет играть так бегло, что вы подумаете, что чертенята бегают по косточкам, а не пальчики её, и в это же самое время будет с вами разговаривать, шутить, хохотать, читать стихи, что вы хотите, и не ошибётся ни в одной ноте. Ведь уж это, я вам скажу, врождённая способность.

Хороша ли Фишечка, представляю судить самому моему читателю. Я со своей стороны представляю портрет её в том виде, как она сидит за фортепиано. Во-первых, она блондинка; во-вторых, душа её полна чувств и тревоги, потому что грудь её поднялась почти до подбородка, а глаза закатились так высоко и так далеко, что так и хочется сказать: прощайте, Фишечка!

Два локона её, мягкие, шелковистые, цвета горного льна, в прелестном беспорядке: один небрежно закинулся за ухо, другой выскочил из этой природной загородки и бегает на свободе по немножко бледному личику; губы, цвета свежей моркови, немножко засохли от разгорячённого дыхания.

Итак, Фишечка играла польку Анну, играла бегло, с чувством; играла, играла, вдруг вскрикнула: ах! — и вскочила: в дверях стоял Пётр Петрович, в почтительной позе, с радостной улыбкой на устах. — Как же это он так скоро переменился? — спросят читатели. Не знаю — это касается психологии. Мне известно только, что хотя Пётр Петрович и улыбался, но на душе у него скребли кошки.

Совершив все нужные приветствия, он подошёл к своей невесте, которая опять уселась за музыку.

— Я помешал вам, Феона Максимовна?

— О нет, вы только меня обрадовали.

— Продолжайте же, я так люблю слушать, когда вы играете.

И Пётр Петрович облокотился на фортепьяно. Фишечка сделала несколько аккордов, устремила на него свои томные очи и запела, запела сладко, с глубоким чувством: «В твоих глазах я вижу рай, смотря на них всегда вздыхаю, ты не поверишь, ты не поверишь, ах как ты мил!»

Фишечка всегда изменяла последний стих.

Но вот подите вы: не найдёшь человека со всеми возможными совершенствами! Вот хоть бы Фишечка… чудесно пела она эту песенку, но у неё была скверная привычка: когда она пела, то всегда широко разевала рот, что если бы вы в это время заткнули себе уши, так подумали бы, что она зевает.

Когда она вытягивала слово «рай», Пётр Петрович как-то нечаянно заглянул ей в рот и увидел… о Боже!.. несколько гнилых зубов!.. Однако же, несмотря на это открытие, по окончании пения он с чувством поцеловал её руку. О, ужас! Рука была потная и холодная! Пётр Петрович только в первый раз заметил этот недостаток. Он задумался, сердце его сжалось, отвращение к невесте проснулось в нём с новой силой. Боже мой, целая будущность!.. Жена с потными руками, с гнилью в зубах!.. Без приданного!.. Ох! Фефёлкин!.. Матрёна Кондратьевна!..

В эту минуту он готов был пренебречь приличиями, честью… «Какой же добрый гений спасёт меня?» — подумал он.

— Преферанс! — закричал один из гостей, к которому пришла игра в червях, как будто отвечая на мысль Петра Петровича.

В это же самое время Максим Максимович приготовлял другой стол для преферанса.

— Пётр Петрович! А что, батюшка, пулечку-другую сыграем? — спросил он.

— С удовольствием, — отвечал машинально Пётр Петрович.

— Позвольте же, — продолжал хозяин, — не знаю ещё, наберём ли пульку-то? Жена не играет… постойте же: вот Анна Ивановна — раз; я — два; вот Пётр Петрович, это три, ну, а четвёртый-то кто же!

— Так что ж? Втроём! — пропищала гостья, называвшаяся Анной Ивановной.

— Ну, втроём что за преферанс… Ба… да что ж я хлопочу, а вот Фишечка…

— Это для меня новость, — сказал Пётр Петрович, — я не знал, что вы играете в преферанс.

— О, ещё как! — наивно отвечала Фишечка, порхнув к ломберному столу.

В самом деле, это был сюрприз для Петра Петровича, который ещё никогда не видал свою невесту за картами. В самом же деле Фишечка была отъявленная игрочиха, но при Петре Петровиче никогда не дерзала по той причине, что очень горячилась за картами и боялась наделать каких-нибудь глупостей.

— Вы не радуйтесь, — продолжала она, бросив кокетливый взгляд на своего жениха, — я ужасно сердита за картами.

— О, я не боюсь, — отвечал нежно Пётр Петрович, — это будет для меня другая новость, я увижу, как сердятся прекрасные существа.

«С рожками…» — прибавил он мысленно.

Но вот игроки уселись, преферанс начался. — Петрович сидит vis-f-vis с Фишечкой, Максим Максимович — с Анной Ивановной. Несмотря на свою пламенную любовь к жениху, Фишечка играет очень серьёзно; кажется, она вся углублена в игру; Анна Ивановна беспрестанно просит Петра Петровича, чтобы он её утопил; Фефёлкин играет с наслаждением, и когда игра разыгрывается счастливо, то он подпевает в каданс игре: «Вышла кошка за кота, за кота котовича, за Петра Петровича!» Эта песенка любимая Максима Максимовича за преферансом. Иногда только он прерывает её также любимой поговоркой: «Всё ваше, сударыня, и волы ваши!»

— Что это, Пётр Петрович, вам, кажется в самом деле хочется испытать, умею ли я сердиться, вот уж в другой раз вы меня ремизите! — говорит Фишечка, вспыхнув и бросая сердитые взгляды на Петра Петровича. Максим Максимович делает знаки дочери, чтобы она не горячилась, но Фишечка не может справиться со своими чувствами: лицо её красно, дыхание тяжело.

«Эге, — думает Пётр Петрович, — вот чудесный случай узнать нрав моей суженой…»

Анна Ивановна играет в червях, но игра у неё неверная.

Фишечка в восторге: по её расчётам, Анна Ивановна должна быть без двух. Вдруг Пётр Петрович, как будто нечаянно, бьёт тузом Фишечкина короля и подводит под сюркуп её другого козыря, — Анна Ивановна со всеми, — Фишечка без двух в червях.

— Послушайте, милостивый государь, — кричит Фишечка задыхающимся голосом и позеленев от злости, — если вы решились надо мной забавляться, то советую вам прекратить ваши шутки…