Книга Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приближается Пурим, а я не знаю, кто я, в кого преобразилась, и какие одеяния мне выбрать. Моего воображения недостаточно. Но жаль, что ты со мной не поехал, не только из-за Ирмы. Снова встретила случайно Бумбу с женой. И все выразили сожаление, что я без мужа. В семье я уже не могу появиться без тебя. И я поклялась Лотшин, что через две недели мы приедем к ней вдвоем. Долго с ней разговаривала о том, когда будет наша свадьба. Она предлагает на Песах, ибо в эти дни не работает, и может устроить нам роскошный праздник. С Бумбой мы много смеялись, вспоминая нашу юность. Побывала в издательстве, и Охмани сказал, что есть отличные отзывы о новых двух главах, и мы почти договорились, что первая книга выйдет в двух томах. Шлионский не так уже болен. Он уже дома, и Охмани всеми силами пытался меня убедить посетить его, что, несомненно, будет способствовать его выздоровлению. Я не поехала, но была очень рада, что болезнь его не столь серьезна. В Тель-Авиве сходила в книжный магазин, купила словарь в двух томах, изданный в Швейцарии, вдобавок к собранию наших словарей. Дома нашла твое письмо и очень обрадовалась. Квартира перестала быть пустой и холодной. Пришла ко мне Веред. Разговорились. Сказала ей, что оставляю кибуц Азореа и переезжаю в кибуц Бейт Альфа. Она приняла это, как дело, давно решенное. Предложила мне свою помощь, связанную с дочерьми, объяснит Мими, находящейся в кибуце Мишмар Аэмек ситуацию. Это был душевный разговор с ней, старшей моей дочерью. Итак, Израиль, дочери мои принимают такой резкий поворот в нашей жизни. Я уверена, что это к лучшему. Когда мы увидимся, обсудим и примем решение, отбросив все колебания. В глубине души я знаю, что это лучший путь, который обеспечит нам, двоим, счастливую жизнь. Я тебя люблю. Никогда жизнь не была ко мне так щедра, как сейчас.
Сижу в своей голубой комнате, и дух расставания объемлет меня. Расстаюсь с этой комнатой, со всеми событиями моей жизни, близкими и далекими, горькими и радостными. И ты ведешь меня и отвечаешь за все повороты моей жизни, и учишь меня анализировать, отрицать, познавать, и прошлое в твоем присутствии не столь мучительно и тяжко, когда возвращаешься к старым ранам, ибо я чувствую твою руку, слышу твой голос. Мысли мои стремятся вперед, и не застревают на месте, чтобы терзать мою душу. Именно, в таком настроении я пишу тебе письмо сегодня вечером. С чувством расставания с прошлым, которое не всегда было хорошим, и с чувством глубокой радости о нашем завтрашнем дне, рядом с тобой. Я обнимаю тебя, и с нетерпением жду каждой нашей встречи. Переговорим обо всем и упорядочим нашу жизнь. Главное, быть вместе. Поцелуи от коротко остриженной и уродливой женщины, которая тебя очень любит.
Твоя Наоми
Наоми, жена моя маленькая, получил твое радостное письмо, и стало светло на душе. Захотелось немедленно увидеть твое “уродство”, погладить стриженую голову. Как было бы славно, если бы я смог взять твои руки в свои, положить голову в твои ладони, отдохнуть от массы неотложных дел, которые требуют времени и внутренней тишины. Кроме всего, предстоит мне еще две недели читать курс по литературе в двенадцатых классах.
Ночью проснулся от мыслей о тебе. В комнате моей, в Бейт Альфа, было уютно: домашнее тепло, картины, покой. Уселся за стол и продолжил работу. Круг света от лампы падал на листы, разбросанные по столу. Я устал от мыслительного напряжения, но работа приближалась к завершению, и я чувствовал удовлетворение от этого. Из гостиной почти беззвучно пришел оклик, некий зов к покою, внутреннему равновесию, радости встречи, которая никогда не насытит душу, а лишь оборачивается томлением по ощущаемой в полутьме лежащей маленькой черноволосой женщине. Волосы ее разметались по белой подушке. Она дышала во сне покоем и невероятной раскованностью. Я проскользнул в комнату. Тонкие черты ее лица в сумраке комнаты притягивали желанием – погрузить пальцы в ее густые волосы, поцеловать в губы, рожденные для радости жизни, в лоб за которым роились незаурядные мысли и образы, в прикрытые сном глаза. Но сдержался, чтобы не разбудить эту маленькую женщину с лицом молодой девушки, так тихо вдыхающую во сне воздух жизни, уверенную в том, что новый день, полный свежих творческих сил, ожидает ее по ту сторону стены ее снов, полных покоя. Вернулся на цыпочках к столу с бумагами и вновь погрузился в работу. Через несколько часов она полностью была закончена. Завтра я прочту ее тебе.
Погасил свет, и тотчас объяла нас вместе великая ночь, и не было разделения между телом и душой, и мы поплыли по великому бескрайнему морю. И “море смеялось”, действительно смеялось, как наказал вопреки всему Максим Горький – и сам расхохотался, а мы вместе с ним, до тех пор, что наш сон стал общим. И за его стеной, изнемогая, ожидал нас новый день творчества, радостный и полный света.
Это было в эту ночь, прекрасную ночь странствий, и совсем не тяжело было встать утром и начать работу.
И в почтовом ящике было твое письмо. Утро было ясное и полное света. Во вторник встретимся. Не знаю только, сумею ли поехать с тобой в среду в Тель-Авив.
Действительно жаль, что не встретился с семьей Бумбы. Благословенна ты, Наоми, что у тебя такая прекрасная и понятливая дочь, с таким тактом.
Настолько отличаются рассказы о Веред в последние месяцы от тех, которые ты рассказывала о ней год-полтора назад. Она быстро развивается и взрослеет на глазах. Ты же продолжай расти, как росла до сих пор.
Таков теперь девиз: радуйся и расти!
И этим девизом тебя благословляю, Твой в большом томлении, Твой всегда,
Израиль
“Был бы я более молодым, попросил бы тебя родить мне ребенка”, – Израиль погружен в мечты. Все чувства говорят ей, что он жаждет иметь ребенка, и она говорит: “Снова разговор о возрасте? Ты хочешь опять послать меня к доктору Падэ – узнать, можно ли мне рожать?”
“Решение в твоих руках”, – смеется Израиль.
В комнату раввината в Афуле входят самые близкие родственники жениха
