Книга Клятва золотого дракона - Ирина Лазаренко

– Что дракон может против машин? – с большим удивлением спросил Брийгис и тут же прикусил язык: его мантия всё еще была зацеплена за куст, и векописец отнюдь не жаждал привлекать к себе внимание.

Югрунн требовательно глядел на Ндара, словно ожидал, что тот достанет специалиста по драконам из кошеля. Фрюг Шестерня (глаза в землю, кулаки сжаты, борода трясётся так, словно из-под неё сейчас вырвется взрыв) медленно поднялся на ноги.

– Дракон тут ни при чем, мой король, – тихо и уверенно проговорил Кьярум. – И два года назад, и четыре года тому в подземьях были хробоиды, встречались заброшенные города, живущие не здесь и не там, сходили с ума гномы, лава местами вела себя, как безумная. В то время в подземьях не было никакого дракона. И то, что поведал мне грядовый воитель про а-рао и машины, начало происходить задолго до того, как дракон вырвался из Донкернаса.

– Но теперь всё это стало происходить очень быстро, – Югрунн отвернулся, принялся смотреть в окно на сад камней, на свой любимый яшмовый валун. – Всего этого стало очень много.

Фрюг стиснул кулаки так сильно, что они должны были заскрежетать, как трущиеся друг о друга камни. Отвислая нижняя губа была совсем не видна в кудлатой бороде – видимо, Шестерня её жевал, убеждая себя молчать.

– В Гимбле лишь стало известно о многих вещах за короткое время, мой король, но они происходили долго, – Кьярум склонил голову и самым смирным тоном, на который был способен, добавил: – И самым большим злом подземий являются а-рао и их машины, а не хробоиды, не лава и не путаные дороги.

– Дракон не может быть причиной этого зла, всё это началось много раньше его появления, – согласился Ндар. – И он не стал бы помогать машинам, своим врагам, которых он до смерти боится.

– Верно, – Югрунн заложил пальцы за пояс с пряжкой-троном, – только этот дракон упорно прётся навстречу машинам, он прётся навстречу машинам даже тогда, когда имеет все основания повернуть обратно в город. Это не поведение испуганного до смерти. Или что, он безумен? Но я видел Илидора, я говорил с ним, и он не показался мне умалишенным.

– Вообще-то, – осторожно заметил Кьярум, – я бы не сказал, что этот дракон боится машин, мой король. Не любит – да, но и не боится. Когда я встретился с его отрядом в подземьях, с ними шлялась ходовайка, так она едва не на руки к дракону лезла. А он… не то чтобы он её брал на руки, мой король, но и не бегал от машины, не прогонял, а старался, что ли, не замечать… ну, как котёнка настырного.

Долгая-долгая тишина была ответом Пеплоеду.

– И когда мы уходили в Гимбл, ходовайка чапала с ними к Масдулагу, – добавил тот, потому что на его уши ужасно давила эта тишина. – Палбр очень хотел отправить её в город, чтобы здесь её изучили как надо, только она ни в какую. Она с драконом пошла.

Фрюга, казалось, вот-вот хватит удар.

Король перевёл взгляд на Ндара. Оба они вспомнили одно и то же: теплый свет Топазного зала, Илидора, стоящего в кругу из камней с таким видом, словно тут ему самое место, и сияющие золотые глаза с вытянутым кверху зрачком, и задорную улыбку, и звучный голос: «Я знаю, как перестать бояться: повернуться к своему ужасу лицом, рассмотреть его. Вытерпеть, не отвернуться, не дрогнуть, не сбежать. Распахнуться навстречу тому, что пугает».

– Дракон дал Слово, – наконец произнес Ндар. – У него есть цель, ради которой он готов превозмогать многое, включая собственный страх. В конце концов, у Илидора для этого были все возможности: он знал, что ему не встретятся в подземьях машины, созданные против золотых драконов – значит, действия машин вовсе не обязательно означают для него что-нибудь неотвратимое.

– Так вот, – после недолгого молчания произнес Югрунн, – я уже сказал, что желаю поговорить с кем-либо, кто способен пояснить, а не только предположить, что же происходит в голове у этого дракона и как могут подействовать его способности на всё, что находится там, в глубине гор.

Югрунн заметил, как Ндар начал скашивать глаза на помощника Фрюга Шестерни, который за время всего разговора не издал ни звука. Вообще невозможно было понять, о чем думает этот гном и зачем он здесь нужен: всё время он простоял, словно памятный столб, не переминался с ноги на ногу, не менялся в лице, лишь следил глазами за гномами, которые брали слово, да изредка встречался взглядами с Ндаром. А сейчас, как показалось королю, Ндар ему едва заметно кивнул и почтительно проговорил, обращаясь к Югрунну:

– Я приведу к тебе того, кто знает о драконе Илидоре больше нашего и, быть может, больше, чем сам Илидор знает о себе, мой король.

13.1

Йеруш Найло уже почти полюбил привратный рынок – что поделать, в этой части гор больше нечего было любить, да и заняться было тоже нечем. Исправно, раз в два дня, он отправлял через гимблских стражей прошение о входе в город, но те пока не радовали его никакими ответами: канцелярия короля молчала. Правда, само по себе отсутствие отказа уже слегка ободряло эльфа. В ожидании он проводил много времени, шатаясь по рынку, и вскоре начал узнавать в лицо не только постоянных торговцев, но и товар, который у них залеживался.

К примеру, на простой телеге, которая стояла в северной части каменной арены, продавал разнообразнейшие бытовые мелочи болезненного вида человек, и день за днем отказывался снижать цену на декоративный кинжал в дурацкого вида бархатных ножнах – кажется, единственный предмет, за который готов был всерьез торговаться и стоимость которого откровенно завышал. Йерушу нравилось каждый день сочинять новую историю про этот кинжал и про то, почему торговец никогда не сумеет расстаться с ним. Вчера Найло решил, что кинжал обладает собственным рассудком и выбирает хозяина самостоятельно – вот он и избрал этого человека болезненного вида, а теперь насылает на него приступ слабоумия всякий раз, как кто-нибудь другой пытается купить кинжал. Сегодня же Йеруш придумал новую историю: у торговца есть сварливая теща, которая велела ему не возвращаться домой, пока он не продаст все вещи, но теперь у торговца из всего товара, который он взял из дома, остался один только кинжал. Другие предметы он покупает у проезжих и перепродает их просто от скуки, а с кинжалом не желает расставаться, чтобы не пришлось возвращаться домой.

В легкой тканевой палатке неподалеку горластая толстуха торговала тканями. Йеруш считал, что сидит она здесь не ради заработка, а ради возможности орать, поскольку ор был единственным, что явно доставляло удовольствие торговке. Когда к ее палатке подходили покупатели и просили отмерить ткань, толстухин взгляд обливал их таким презрением, точно они требовали чего-то крайне непристойного, и едва ли потом кто-нибудь из покупателей возвращался к ней снова. Да и ткани, Найло видел это даже издалека, были дрянными. Особенно один из рулонов, светло-желтый, окрашенный неряшливыми пятнами, или другой, в коричневую полоску, от которой рябило в глазах. От этих рулонов никто никогда не просил сделать отрез, во всяком случае, эльф этого не замечал.

Дальше стоял деревянный ларек, где торговал оружием тощий гном-вершинник, вставляющий в свою речь бессмысленно звучащие слова и делавший вид, словно это кедийские ругательства. Йеруш, немного знающий кедийский язык, всё хотел подойти к гному и заговорить с ним, прикинувшись приезжим из заморья, но всякий раз передумывал: все возможные реакции гнома были до крайности предсказуемы и скучны. Напротив оружейника, разложив товар на бочках и ящиках, продавала украшения гномка. Дальше шли палатки с тряпичными тентами, куда эльфы привозили сыры и колбасы…