Книга Будут неприятности - Галина Щербакова

– Вот именно так и будем играть! – твердо сказал Главный. – Вы, голубчик мой, – это он Сценаристу, – написали прекрасный сценарий. Но вы, голубчик, писать можете, а читать нет… Поэтому доверьтесь грамотным! Девуленька! – это он Оле. – Именно так, а то и жестче! Такая оказалась семейка, что бабушка, что внучка…

– Ну, слава Богу, – скзала Актриса-бабушка. – Дошло наконец! Я же эту старуху во как чувствую! Кого хочешь – усыпит… У нее и астмы нет! Ей-Богу! Здоровая как лошадь! И сроду никому добра не сделала… – Сценаристу: – Разве добро в словах? В деле, поступке. Никакими словами свинство и безобразие прикрыть нельзя! А ты, – это она Актеру, играющему Олега Николаевича, – это хорошо придумал с веером, все время обмахивался, как отмахивался. Братцы мои! Это же образ жизни, образ мышления – ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу… Всем бы нам по вееру, черт нас возьми! Опахалами проклятущими от всех закрыться! Вот что надо играть!

– Я буду спорить! – фальцетом кричал Сценарист, но на него уже никто не обращал внимания.

Когда после этой съемки Оля вышла из студии, первое, что она увидела, был красный парень, который, опершись на собственную машину, небрежно читал газету. Он знал, что хорошо смотрится в паре с «жигуленком», что они даже одеты будто в масть, и поэтому наслаждался пребыванием своим на земле возле машины.

А тут как раз из студии выскочила заплаканная Юля, бросилась ему на грудь. Сначала она просто рыдала, но, увидев Олю, показала на нее пальцем.

Лицо парня выразило презрительное недоумение, он даже не то присвистнул, не то сплюнул.

Гордо подняв голову, Оля прошла мимо.

Они догнали ее на машине, когда она переходила улицу. Глядя Оле в лицо, парень проехал прямо по луже, он даже назад осадил, чтобы было в два раза больше брызг.

Она осталась стоять мокрая, грязная, униженная.

– Ай, что же будет? – с встревоженным ужасом спрашивает Муха.

– Ничего, – говорит Оля, очищая от грязи пальто. – Эта сцена у них не пройдет.

– А вдруг он красивый? – мечтательно шепчет Катя. – С красивым можно.

– Еще чего! – Оля дернула плечами. Она в одной рубашонке. Вся ее одежда развешана и сохнет.

Лора держит на коленях сценарий, выразительно читает.

«Он подошел, обнял и поцеловал ее. Она задрожала в его руках.

– Что ты дрожишь, как маленькая? – спросил ее Игорь.

– Мне холодно, – ответила она.

– Двадцать пять градусов. Теплынь, – целует ее Игорь».

– Обалдеть! – говорит Катя. – Целует ее… А как – не написано? В губы? В щеку?

– Сейчас целуются с детского сада, – говорит Лиза. – Сейчас и большим не удивишь…

– Все ты про всех знаешь! – кричит Лора. – Про себя скажи, ты разве целовалась?

– С кем? – Лиза развела руками. – С кем? Но это же не потому, что я не хочу! В компании нас не зовут. Своих парней нет… Хоть на панель…

Лора бросила в Лизу подушкой.

– А я целовалась, – тихо призналась Муха. – В прошлом году… С вожатым… Такой очкарик, его никто не слушал… А я слушала… Он меня из благодарности поцеловал…

– Из благодарности не считается, – сказала Фатя. – Считается только из любви… – Оле: – Он ее из любви целует? Как ты думаешь?

– Я про это и думать не хочу, – ответила Оля.

Вечером они сидят у Клавдии Ивановны и едят батон с колбасой. Клавдия Ивановна лежит. Видно, что ей плохо, но она бодрится перед девчонками.

– Почитали бы вслух, девочки, – говорит Клавдия Ивановна, а сама незаметно насыпает в ладонь таблетки.

Лорка-великанша подошла к этажерке. Сказки. «Тимур и его команда», «Алые паруса», «Молодая гвардия», «Детство. Отрочество. Юность», «Домби и сын». Все старенькое, зачитанное. Вынула Лорка Диккенса.

– Я первая, – кричит Лиза.

– Я вторая, – это Катя.

Погасили верхний свет, подвинулись к лампе.

– Теперь у всех телевизор, – вдруг сказала Фатя.

– Насмотришься еще, – сказала Клавдия Ивановна. – Как там? «Домби сидел в углу затененной комнаты, а сын лежал…»

– У нас в классе, – сказала Катя, – девчонка одна «Анжелику» вслух читала. Полный отпад! Ваш Домби – придурок-малолеток! Там любовь во всех подробностях.

– Молчи, дурочка, – сказала Клавдия Ивановна. – «Анжелики» и книги такой нет и быть не может. Верит всякой чепухе. Разве любовь – подробности? Любовь – это…

И замолчала, не зная, что сказать…

– «Домби сидел в углу», – громко начала Лорка.

– Любовь, – сказала Оля, – это когда ничего не страшно, потому что вместе.

– И чтоб целоваться приятно, – засмеялась Катя. – Как же без этого?

Оля вышла из студии, и первым, кого она увидела, был тот самый парень с машиной. Он смотрел на нее в упор, так, что ей никак нельзя было его минуть. А когда она проходила мимо, он загородил ей проход ногой.

– Очень хочется тебя переехать насовсем, – сказал он ей. – Может, так и поступить?

Оля видела перед собой привлекательное и наглое лицо. Она стояла, замерев, перед загородившим ей путь ногой и, получалось, слушала:

– Как ты предпочитаешь, чтобы я тебя переехал? Вдоль? Поперек? – Оля молчала. – Откуда ты, обмылок искусства? Я забыл… Ты лимитчица? Или детдомовка?

– И рецидивистка… И воровка… И хулиганка… – ответила Оля. – И ты меня, пижон, бойся!

Потом ничего не оставалось другого, как зайти за забор и заплакать.

– Что с тобой? – спросил проходящий мимо мальчишка. Он был полон великодушия.

– Иди, иди, – ответила Оля. – Нечего подать…

Мальчишка остановился.

– Не понял… Нечего – чего?

– Ничего нечего, – сказала Оля. – Иди своей дорогой.

– Было бы предложено, – засмеялся мальчишка.

Он ушел, посвистывая. Оля в автомате купила стакан воды за копейку и умылась этой водой.

Снималась сцена телефонного звонка из-за границы. Главный подавал реплики. А бабушка и Оля, выхватывая друг у друга трубку, отвечали.

– Как вы там? – не своим голосом спрашивал Главный.

– У нас все хорошо! – кричала бабушка. – Привезите ихний аспирин.

– Мы купили собачьи консервы, – не своим голосом говорит Главный.

– Съедим! – прокричала Оля.

– Стоп! – своим голосом закричал Главный. – Ты опять? Ты говоришь: Булька что-то хворает.

– Съедим – лучше! – упрямится Оля. – Съедим все человеческое, съедим собачье и закусим аспирином.

Двое мужчин, которые со стороны наблюдали съемку, переглянулись. Один другому показал большой палец. Все это увидел Иван Иванович.