Книга Господа Чихачёвы - Кэтрин Пикеринг Антонова

В середине XIX века англо-французская модель идеологии домашней жизни широко пропагандировалась в российской периодической печати и дидактической литературе. Эти источники тиражировали образы семейной близости и счастья и рекомендовали девочкам и женщинам сохранять благочестие, чистоту и покорность[617]. Одновременно с этим российская монархия распространяла сходную заимствованную модель домашней жизни, воплощением которой была императрица Александра Федоровна (немка по рождению) – образец для подражания для всех матерей империи. Здесь опять-таки речь шла о сплоченном, связанном узами нежных чувств идеальном семействе, но особое внимание уделялось роли матери, «воплощавшей чистоту, мудрость и самоотверженность, ассоциировавшуюся с воспитанием детей» и тем самым обеспечивавшей «их здоровое нравственное развитие»[618]. Дневники Чихачёвых показывают, что они жадно поглощали прессу, в которой обсуждались эти вопросы. Андрей был особенно восприимчив к заграничным идеям о домашней жизни. То, что он писал о женщинах, кажется на первый взгляд противоречивым из‐за использования этих заимствованных образов и при этом одобрительного отношения к тому, что у его собственной жены был другой, более широкий круг обязанностей. Однако сам Андрей не отдавал себе отчета в этой непоследовательности. Его идеи основывались на совпадении прочитанного с собственным опытом, и он отбрасывал все то, что не удовлетворяло конкретным потребностям и устоявшимся моделям семейных отношений, принятым в его семье, одновременно отчасти усваивая новый дискурс, чтобы сгладить описания своей жизни. Тем самым миф о материнстве в домашнем кругу и идея отдельных сфер жизни существовали бок о бок с его личной трактовкой роли матери как родительницы, обеспечивающей материальное благополучие, и отца как патриархального учителя нравственности[619]. Развивавшаяся Андреем совокупность идей становится ясной лишь в контексте частных записей мужа и жены. Только потому, что из дневников Натальи нам известно о характере, масштабе и подлинном значении ее трудов в имении, мы можем полностью оценить многогранность статьи Андрея о хозяйке и домашнем порядке.

В ходе своей журналистской карьеры Андрей принял участие в формировании идеологии домашней жизни (хотя и на основе собственной ее трактовки), опубликовав в 1847–1848 годах статью в трех частях под общим заглавием «Важность Хозяйки в доме». В своих частных записях Андрей также оперировал дискурсом домашней жизни, например описывая полную нежности сцену, в которой Наталья лежала подле больного ребенка. Но в статье о ее «важности» он вовсе не упоминает материнство как один из аспектов женской роли хозяйки. В нескольких своих публикациях о воспитании детей он без какой-либо неловкости исходит из тезиса о том, что воспитание детей должно представлять собой первоочередную заботу отца. Вероятно, эта ситуация была столь обыденной, что воспринималась как должное. В Российской империи осуществлявшееся женщинами распоряжение собственностью было достаточно распространенным явлением, поэтому распределение ролей в браке Чихачёвых казалось если не типичным, то по меньшей мере достаточно соответствующим норме, чтобы на него не обращали внимания.

При чтении дневников Натальи и Андрея складывается впечатление, что в их союзе муж был мыслителем и мечтателем, тогда как она – натурой практической, занятой в основном управлением домашним хозяйством. На протяжении большей части прожитого ими вместе времени у Андрея не было во «внешнем» мире каких-либо серьезных обязанностей. Наталья обеспечивала процветание их владений и комфортную жизнь семьи, в случае необходимости утихомиривая своего мечтательного супруга для сохранения спокойного течения домашних дел. В своей статье о хозяйке Андрей дает набросок идеальных в его представлении супругов, и, предположительно, именно так во многом был устроен и его собственный брак:

Мужчина имеет назначение управлять большею частью делами вне дома. Часто, он не может знать, пробудет ли завтра весь день дома, или может быть сегодня же случай, обстоятельство потребуют его отъезда на время неопределенное, и тогда, кто же бы сохранял согласие, ежели бы не хозяйка, звание которой не менее почтенно, и деятельность которой не менее трудна, как и самого хозяина. Выньте матку из улья, и ни единой из 20 тысяч пчел, не только в улье, в живых не останется[620].

Отчасти Андрей просто повторяет основной тезис западноевропейской идеологии домашней жизни, согласно которому существуют «отдельные сферы» (separate spheres) мужской и женской деятельности. Он оправдывает свое физическое присутствие в доме предположением, что, в отличие от жены, его в любой момент могут отозвать ради решения каких-то «внешних» задач. Но затем он отходит от западной модели, подчеркивая, что женская работа «не менее трудна» и что жизнь каждого домочадца в сфере деятельности хозяйки (что включало как работавших в полях, так и домашних крепостных) зависит от трудов «пчелиной матки»[621].

Во второй части той же статьи Андрей прибегает к сравнению службы помещика «царю и отечеству» и «на пользу семейства», называя последнюю «поприщем», которое оканчивается лишь «гробом». Его частные записи и другие статьи показывают, что в глазах Андрея главным призванием отца была роль воспитателя или нравоучителя. Андрей призывает читателей: «…семейное служение наше вести столь же правильно и тщательно, как и служение отечеству»[622]. Общественный долг мужчины формально считался исполненным в момент отставки со службы, и Андрей желал, чтобы в этот момент он считал себя поступившим на другую службу, столь же значимую и гораздо более длительную: отныне его обязанностью было растить детей набожными, нравственными и образованными людьми. В провинциальном мире, где множество женщин управляло собственностью, а большинство мужчин после краткой и зачастую формальной службы имело не так много возможностей для занятия общественной деятельностью или коммерцией, Андрей предполагал, что мужчины могут найти исполненную смысла и важную для общества сферу приложения сил, посвятив себя воспитанию будущих подданных империи.

Затем Андрей продолжает аналогию с военной службой, прося читателя (мужчину) думать о жене как о своем «постоянном начальнике штаба». Таким образом, жена становится заместителем командира, «королевой» своего короля и «начальником штаба» для военачальника. Здесь Андрей смешивает метафоры: пчелиная матка – правящая королева, которая сама не работает (а правителя мужского пола у пчел нет), тогда как начальник штаба зачастую принимает все самые важные решения, а командир в конечном счете несет основную ответственность (и получает награды) за эти решения. Андрей знал, что в некоторых русских дворянских семействах мужья служили дольше, почти постоянно проживая вдали от дома. В подобных случаях аналогия с командующим и начальником штаба кажется особенно подходящей: «командующий» как номинальный начальник сохраняет высшую власть, но его действия выходят за пределы обычных или повседневных задач, тогда как «начальник штаба» исполняет не столь почетную, но в высшей степени ответственную задачу руководства ежедневными операциями (в данном случае – надзора за работой в имениях и финансовой отчетностью)[623].