Книга Любимая для бессмертного - Катерина Заблоцкая

- Да, - кивнул я. – Понимаю.

- Поначалу каждого приходилось оплетать своими силами и скрывать. Но потом я поняла, что долго не продержусь. Мне нужно было всё больше и больше сил. И тогда я придумала идею с куклами. Мне Ивар подсказал. Изначально мы с ним встретились случайно, и я собиралась использовать его в других целях, но вышло как вышло. Мы с ним – не такой плохой тандем, довольно легко объединились.

Я смотрел на Матильду внимательно. Неотрывно. Знал, что каждое её движение может выдать какую-то скрываемую от меня правду. Но секрет был в том, что Матильда и не собиралась ничего прятать. Она спокойно прошла мимо меня и опустилась в рабочее кресло, полупрозрачной рукой едва касаясь микроскопа, используемого для исследований. В тёмной ночной лаборатории она едва заметно светилась изнутри, наполненная странной магии энергонитей.

Ещё одна причина такого чудовищного дисбаланса.

- Каждая кукла была завязана на то, чтобы скрывать энергетическое отличие. Конечно, создание её создавало новый микроузел. Энергия стала чаще пробиваться на свободу. Таких энергонитей, как ты видел в швейном цеху, появилось довольно много, но ни одна из них не средоточие. Каждая дыра – это выход энергии, которой мы могли подпитаться. И подпитывались.

- Вы заставляли мироздание идти трещинами, чтобы продлить своё бессмертие, - подытожил я.

- Да, - легко пожала плечами Матильда. – Думаешь, мне сейчас за это стыдно?

- Знаю, что ни капли, - легко ответил я. – Потому что стыдно тебе, Матильда, никогда не бывает. И на окружающих тебе наплевать, об этом мне тоже прекрасно известно.

- Видишь, какой ты умный мальчик? – весело рассмеялась она. – Ты обо всём знаешь… Ты один из нас, Рене. Ты тоже зависишь от этих энергонитей. И разорвать эти связи уже не сможешь.

- Где средоточие?

Матильда вздохнула.

- Там, где на мир легла самая большая нагрузка.

- Где именно? – мрачно поинтересовался я.

- Не скажу. Ты же умный мальчик. Тебе под силу найти это самому… И не думай, что в твоих интересах сейчас меня развоплотить. Ведь кроме меня тебе никто ничего не расскажет.

- А ты, можно подумать, рассказала.

- Я оставила тебе ниточку, - вполне серьезно заявила Матильда. – Иди по ней. Ты же умный.

- Ты просто издеваешься.

- Я подсказываю, - возразила она. – А если ты не хочешь понимать очевидного, то каким образом я, простая мертвая женщина, могу тебе помочь?

Хотелось выть. Я с трудом сдержался, чтобы не швырнуть в Матильду чем-нибудь тяжелым, да хоть одной из кукол, стоявших вокруг ровными рядами. Я столько времени убил на то, чтобы собрать их, чтобы разгадать загадку, а теперь Матильда вроде как сказала мне правильный ответ, но каким образом он мог помочь?

Верный ответ: никаким.

Матильда не помогать хотела, а скорее ещё сильнее запутать. Продемонстрировать своё превосходство. Она нарочно оставляла именно тонкий, едва заметный след, чтобы я метался, как будто в клетке, от одного угла к другого, от одного предположения к иному, и понимал, что не могу распутать клубок.

- Слушай, - прошептал я, - ты же мертвая, Матильда, - упёрся ладонью в стол, пытаясь преодолеть дурноту, почти изменяющую сознание. – Тебе же плевать, что будет дальше. Так почему ты не можешь хотя бы в своём посмертии стать хорошей?

Она медленно поднялась к креслу и подошла ко мне вплотную. Погладила по щеке – в этой нехитрой ласке было что-то вызывающее у меня стойкое отвращение, хотя, конечно же, я не спешил высказывать ей своё пренебрежение в лицо.

- Разве ты не понимаешь? – поинтересовалась тихо Матильда. – Я не призрак и не дух, вернувшийся с того света. Я – та самая бессмертная, которая живой столько зла натворила. Ты думаешь, что в энергонитях задержалась именно моя хорошая часть?

- Я вообще сомневаюсь, что в тебе эта хорошая часть существует.

- Она умерла из-за тебя, - ласково улыбаясь, прошептала Матильда. – Когда я тебя защитила. Ведь там-то я была хорошая. Я добра тебе желала. Вот та я умерла, мой дорогой. А эта я осталась. И радуйся, что мне хотя бы интересно играть с тобой в эту игру и я хоть что-то подсказываю… Ты мог бы меня заставить, но ты не сделаешь этого, чтобы не провалиться в черноту. Так что принимай как данность то, что тебе меня не переиграть.

В её взгляде сверкнуло какое-то странное, почти маниакальное довольство.

- Не забывай, - она похлопала меня по щеке, и кожу обожгло потусторонним холодом, - ты мне обещал, что не станешь видеться со своей Анной. Разгадывай загадку, дорогой. Разгадывай. Вспомни, что я любила больше всего?..

И растворилась в воздухе, оставив после себя только жуткую горечь разочарования.

Мне хотелось кричать. Орать в пустоту, выплескивая всю свою ненависть, накопившуюся за столько времени. Но я понимал, что, если вдруг позволю расколоться на кусочки этим защитным стенам, не позволяющим захватить этому отвратительному желанию познать бессмертие всё свое сознание, то уже ничего не смогу исправить. И все годы, убитые на восстановления баланса, окажутся потраченными впустую, потому что я превращусь в слабую игрушку в руках собственной магии.

Истинные – эти существа без стыда и совести, - всегда были лишь неким подобием живых людей. Они ели, пили, развлекались, а теперь разбежались по миру, охраняя от меня то, что у мироздания, собственно говоря, и украли.

Я осмотрелся.

- Что ты любила больше всего? – прошептал я себе под нос. – Играть с другими людьми… Провоцировать. Использовать всех так, как будто они пешки на твоей шахматной доске. Это ты мне предлагаешь сделать? Шикарный совет, Матильда! Спасибо!

Последние слова прозвучали громче, чем следовало, но в лаборатории никого не было – никого, кто мог бы посчитать меня сумасшедшим.

Я вскочил на ноги, мерил безумными шагами узкое пространство кукольного лабиринта, но ни одна разумная мысль после её подсказки в голову не приходила.

Кроме того, что Матильда не просто так требовала, чтобы я больше не приходил к Анне. Когда это её открытие?.. Послезавтра? Завтра? Я почему-то очень чётко осознавал, что делать мне там нечего. Среди живых людей не должны ходить мёртвые, даже такие мёртвые, как я, с бьющимся сердцем и отзывающейся магией…

Она, наверное, обидится. Но лучше сейчас. Мне не следовало позволять себе любить её, не следовало давать ей об этом знать. Любовь, может, и оставалась самым человечным из того, на что способен Истинный, но я опасался, что утону в собственных эгоистичных желаниях и задавлю ими и Анну, и всех вокруг. Разрушу всё, что только могу…

Нет. Я должен быть здесь. Должен понять, где именно средоточие. Откуда стоит начинать латать этот разваливающийся на куски мир.

Я шумно втянул носом воздух. Дурнота мешала думать. Клонило в сон, и я понимал, что если буду продолжать бороться с самим собой, то не протяну долго. Не факт, что умру – я ж не могу, бессмертный ведь, - скорее просто буду лежать на полу этой тёмной лаборатории и считать секунды. Мои мозги не способны соображать в таком состоянии.