Книга На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Валентин Пикуль

«Так, этот человек для меня ясен», — подумал Мышецкий и, выждав тишины, заговорил:

— Насколько мне известно от Семена Романовича — я имею в виду генерала Аннинского, — насыпные работы находятся на откупе у дорожных духанщиков. Масса рабочих — неорганизованна и примитивна в своих требованиях. Это должно облегчить нашу задачу. Труднее разговаривать с заводским пролетарием, — он вспомнил встречу с рабочими депо, — но с этим сбродом разговор будет короткий!

Какой же это будет разговор — Мышецкому не дал досказать Влахопулов:

— Абсолютно согласен с вами, князь. Разговор короткий! Пошлем туда взвод казачат, выпорем каждого пятого и сдадим дело в архив.

Чиколини был другого мнения:

— Выпороть всегда можно, ваше превосходительство, благо они уже не раз пороты. Но…

— Что — но?

— Духанщики…

— Что — духанщики?

— Духанщики-то, говорю, тоже не святые. Заодно бы и их, хотя бы через десятого — на одиннадцатом… Их бы тоже подкрепить с заду надобно! Совсем уже заворовались. Оттого и насыпи ползут под шпалами. На живую нитку гонят дорогу.

Несколько раз взоры присутствующих обращались в сторону Сущева-Ракусы, но полковник терпеливо отмалчивался, очевидно, уже давно имея собственное мнение. А говорилось тут много, даже очень много. Начальство-то рядом, и каждому хотелось показать, что он тоже не дурак. И клеили варианты усмирения — один нелепее другого…

Наконец Сергею Яковлевичу надоело это.

— Господа, — сказал он, — так мы только будем муссировать вопрос, а время не ждет. Я не склонен посылать на сто двадцатую версту голубя мира, но и церемониться с этим сбродом тоже не будем!

И тогда Аристид Карпович спросил его с ухмылкой:

— Что же вы предлагаете конкретно, ваше сиятельство?

Но конкретно Мышецкий ничего не мог предложить: забастовка при тех условиях, в каких она возникла, далеко в степи, где все на откупе у воронов-духанщиков, — этот вопрос был неясен. Кроме общих, ничего не значащих фраз, Сергей Яковлевич — к стыду своему — ничего не мог ответить жандарму.

— Таково мое мнение, — закончил он.

И с неудовольствием заметил, что жандарм похоронил где-то в своих усах ядовитую усмешку.

— Сергей Яковлевич, — сказал Влахопулов, — вы лучше всех других поняли положение. Вам, мой милый, и карты в руки… Поезжайте с казаками! На вашу ответственность…

«Вот те раз, — удивился Мышецкий. — Договорились!» Только тогда вступил в разговор Сущев-Ракуса.

— Не нужно никаких казаков, — начал полковник уверенно. — Перепори, господа, завтра хоть всю Россию — умнее Россия не станет. Дайте мне сюда эту ведомость. Сколько там на насыпи землекопов?

Посмотрел и отбросил ведомость:

— Триста с чем-то… всего-то? Где бухгалтер?

Позвали бухгалтера.

— Каков средний заработок землекопа?

— В среднем? — склонился тот.

— Да, в среднем. За последнее время.

— Сие трудно определить, господин полковник.

— Умники! — вдруг сочно выговорил жандарм и встал. — Бунтуют рабочие, и правильно делают, что бунтуют… Что же требовать внимания к ним от скорпионов-торгашей, ежели даже главный бухгалтер управы не ведает в расчетах!

Кобзев осторожно подал голос:

— Если вас, полковник, интересует недельный заработок, то я смогу сказать… Только это для земляных работ в средней полосе России.

— Черт с ним! Будем расплачиваться по средней…

Иван Степанович назвал сумму, и жандарм тут же ловко подсчитал на клочке, сколько требуется денег. Повернулся к бухгалтеру:

— Через десять минут деньги должны лежать на этом столе. Да не вздумайте тащить в ассигнациях. В степи — не разменять. Сыпьте мелочью…

Бухгалтер убежал. Сущев-Ракуса саркастически улыбнулся и крутанул ус. Неожиданно отвесил легкий поклон в сторону Кобзева:

— Вам спасибо, господин статистик. Поддержали…

Влахопулов хрипло шепнул Мышецкому:

— Ради меня, поезжайте вместе с полковником. А то у нашего жандарма иногда бывают опасные завихрения в масонство!

Аристид Карпович умно посмотрел на губернатора.

— Правильно, — сказал он. — Я и сам хотел попросить Сергея Яковлевича, чтобы он сопутствовал мне. Все-таки, согласитесь, господа, я власть карающая, а здесь нужен миротворец!..

В дорогу захватили три бочки вина и полный вагон чуреков. Неслись, пренебрегая опасностью, со скоростью семьдесят верст в час.

Два вагона позади паровоза, вперед тендером, лихорадило от вибрации. Стонали под колесами рельсы, звенели в окнах стекла.

Два человека на паровозе — два человека в вагоне.

Вино, чуреки, деньги…

А вокруг — степь, степь, степь.

Дымно, пыльно, жарко.

Сущев-Ракуса прикуривал одну папиросу от другой, его болтало от тряски, как тряпичную куклу. Он спросил Мышецкого совсем о постороннем:

— Что вы там задумали с Иконниковым? Журнал издавать, что ли?

Сергей Яковлевич, пригнувшись к уху жандарма, в грохоте и вое летящего поезда, втолковал ему свою мысль о сборнике в пользу голодающих.

— А что за писатели? — так же крикнул жандарм. Мышецкий назвал несколько имен: Ясинский, Соколова, Каплунов-Уманский, Винницкая, Кауфман, Оглоблин, Дорошевич…

Состав, проскрежетав тормозами, остановился. В тишине, прерываемой шипением пара, Сущев-Ракуса ответил:

— Писателей стало — как собак нерезаных. В навоз плюнь — попадешь в писателя. А пишут — читать не успеваешь. И все какие-то новые…

Начальник дистанции, растерянный и жалкий, поднялся в вагон. Жандарм наорал на него безо всяких предисловий:

— Милостивый государь! Что у вас тут творится? Так нельзя вести дела с рабочими. Всю губернию мне взбаламутили… у вас хоть один духанщик есть сейчас под рукою?

— Один найдется.

— С головой его мне, — велел Сущев-Ракуса. — Выдайте… Без крови на этот раз не обойдется. И срочно созывайте рабочих. Чтобы переводчик был… Быстро все!

Начальник дистанции кубарем выкатился из вагона, а Сергей Яковлевич спросил:

— Зачем вам этот духанщик?

— Выпорю, — кратко ответил жандарм. — Выпорю и отпущу с миром: иди, миляга…

Вокруг поезда с начальством собралась громадная толпа голытьбы. Пожалуй, тут не триста с чем-то, а побольше…

Русских лиц Мышецкий почти не различал в этой толпе — характерные скулы, глаза щелками, рваные халаты и тюбетейки. В руках — мотыги, похожие на оружие. Где-то в отдалении бойко пересыпалась птичья речь китайцев. Аристид Карпович подсказал сбоку: