Книга Бойня - Оса Эриксдоттер

Опять улыбка, еще шире прежней.

– Что я говорил? Земляк никогда не подведет!

Ханс Кристиан долго смотрел им вслед. Может, на том история и заканчивается? Он в Копенгагене. Кругом одни туристы. Пока статья в “Юлландс-Постен” лежит, свернувшись, в бездонной матке редакционного “Мака” в Вибю, ни одному сукину сыну до него, Ханса Кристиана Миккельсена, дела нет.

Опять посмотрел на воду в проливе. Не хочется уезжать в такой роскошный день. Зайти в открытое кафе, взять большую кружку крепкого пива и пофлиртовать с официантками. Позвонить Мадсу, старому приятелю. Купить хот-дог с малиновой датской сосиской и смешаться с туристами.

Он вытащил ключ зажигания, вышел и захлопнул дверцу. Если ему и суждено еще раз выпить кружку “Карлсберга” в Нюхавне[43], пусть это случится сегодня.

Ханс Кристиан проснулся утром в понедельник, и все вокруг оказалось коричневым. Обивка дивана-кровати. Гардины. Даже картина на стене коричневая… что это? Он, мало что понимая, рассматривал коричневый квадрат. Этот живописный шедевр мог намекать на что угодно, от профузного поноса до осеннего перегноя в лесу. Если сильно напрячься, можно вообразить бурого медведя, но не всего, а только прямоугольный лоскут шкуры. Живописец вполне мог сделать пару сотен авторских копий, и каждая представляла бы слегка отличающиеся нюансы все той же диареи. Ханса Кристиана такая возможность нисколько бы не удивила, в прошлом году он снимал для норвежского телевидения сюжет о художнике, который создал триста шестьдесят пять одинаковых овалов (на каждый день, пояснил он опешившему оператору). Отличались овалы только толщиной линии. Все триста шестьдесят пять были представлены на выставке в Осло. “Бег по кругу” – так назвал эту вопиющую чушь художник. Ханс Кристиан с изумлением наблюдал за посетителями выставки, многозначительно кивающими головой.

Он потянулся так, что диван жалобно заскрипел. Прислушался – тишина. С кухни ни звука. Неплохо поспал – Мадс, наверное, уже ушел на работу. Снял с подлокотника наручные часы, и тишина сразу объяснилась – полдесятого.

Сделал попытку встать и с трудом удержал позыв на рвоту. Откинул голову на подушку и закрыл глаза. Сколько же кружек пива он выпил? И о чем они с Мадсом разговаривали? О чем-то разговаривали, это он помнил прекрасно, а вот о чем?..

О дьявол…

Статья в “Юлландс-Постен”.

Какого черта он продолжает копаться в этой истории? Приложил ладони к вискам и сильно сжал. Какой идиот… С чего он решил, что его тревожный сигнал хоть на кого-то подействует? Юхан и его лизоблюды протащили реформы, которым позавидовали бы Гитлер, Сталин и Пол Пот, вместе взятые, а шведский народ и бровью не повел. Риксдаг послушно штамповал закон за законом: этого нельзя, того нельзя, поднять цены на сахар, поднять цены на муку… И ничего! Всенародное одобрение, как они пишут в своих листовках. И кого волнует судьба нескольких исчезнувших толстяков? Как утверждают, исчезнувших. Мало ли что утверждают и мало ли кто исчезает? Партия Здоровья, к примеру, тоже утверждает: люди записываются в лагеря добровольно.

И конечно, аргументов мало. Он ведь не представил в газету ни единой фотографии, только сомнительные показания свидетелей.

Борьба Давида с Голиафом. Лилипут Хо-Ко против банды бодибилдеров в распоряжении Юхана. Укус блохи. В их глазах он не более чем досадное насекомое. Таракан. Наступил сапогом – и нет таракана.

Мысль показалась настолько неприятной, что он застонал. Надо вставать. Оказывается, на коричневом фоне произведения искусства есть какая-то надпись. Прямо посреди холста. Ханс Кристиан вгляделся. “Наблюдение земли. Предложение”. А может, Мадс сам создал это прорывное полотно? Вполне возможно, он не первый и, скорее всего, не последний из коллег по профессии, постоянно изучающих собственные творческие возможности. Видимо, журналистика кажется им заснеженной вершиной интеллектуальных достижений человечества. И разумеется, не может быть, чтобы виртуоз-журналист, мастер, достигший подобных высот, не обладал и другими, не менее яркими дарованиями.

Таких много, но вряд ли они продолжают этим заниматься и сейчас. Половины как не бывало: лишний вес. А остальные превратились в послушных, легко управляемых партийных пропагандистов. Кое-кто сделал большую карьеру, не слезает с экранов партийного ТВЗ. Где граница между оппортунизмом и подлостью? И есть ли она?

Ему легче – он независимый журналист. Его эта волна обошла стороной. Или почти обошла, все же его материалы стали покупать заметно меньше. Скорее всего, потому, что он и сам не совсем укладывается в их идиотские ЖМК-нормы. Но и с этим можно выкрутиться, просто не надо являться в редакцию. Посылать материал по электронной почте или открыть свой телеграм-канал. Вот только удовлетворения это не принесет, Ханс Кристиан привык к традиционной журналистике.

Его материалы – как правило, первоклассные – расходились неплохо. Особенно в зарубежных изданиях. Сохранились хорошие отношения и с “Упсальской Новой”. Но все равно оставалось томительное чувство неудовлетворенности. Чтобы делать сегодня карьеру, нужно быть экспертом в диетологии и здоровом образе жизни. Выглядеть не так, как многие из его старых друзей и коллег, обремененных, как это теперь называется, дурными привычками. Работа до полуночи, а если не работа, то вечеринка. А на дружеской пьянке начни считать калории, тебя тут же выпрут. Да еще и поджопник дадут на прощанье.

В последние пару лет Ханс Кристиан вернулся к старой профессии – меньше писал и больше снимал, как в молодости. А с тех пор как появилось ТВЗ, Телевидение Здоровья, работал почти исключительно на зарубежные медиа.

В Копенгагане тоже есть чем заняться, особенно если знаешь язык. Конечно, перерезанная пуповина с родиной могла бы ощущаться как потеря, но, как ни странно, не ощущалась. Шведская пресса за последние два-три года превратилась в песочницу, откуда с каждым днем исчезают любимые игрушки – к примеру, политическая независимость или хотя бы нейтралитет. А сукины дети из Партии Здоровья по ночам подкрадываются и закапывают по углам песочницы собственные какашки.

Посмотрел на выключенный мобильник на подоконнике. Рискнуть и включить? Всего на несколько секунд, проверить звонки.

Нет. Сначала сварить кофе. Заставить себя сжевать ломоть знаменитого датского røgbrød, ржаного хлеба. Запустить кишечник. Куда более симпатичный эксперимент, чем игры с внезапно ставшим токсичным телефоном.

Встал и замер – увидел свое отражение в зеркале. Зрелище отвратительное, под стать картине на стене. Наверняка написана не маслом и не акрилом, а самым настоящим дерьмом. Провел по волосам, завел руку под подбородок и сдвинул вперед отросшую бороду. Настоящий бродяга.

Поживет у Мадса еще неделю – и лучшие партийные сыщики пройдут мимо, не остановив на нем взгляд. Даже не догадаются, какого свирепого врага не заметили.