Книга Железное сердце - Дженнифер Доннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшно хохоча, призрак двинулся к ней, звеня кольчугой.
– Я – Смерть, глупая девчонка! – загремел он. – Я повелеваю бездной и всеми ее ужасами.
Софи шагнула вперед. Ее сердце отчаянно билось.
– Да, ты – Смерть. А я – королева Шарлотта-Сидония Вильгельмина София Грюнландская, и у меня есть кочерга. Не вынуждай меня пускать ее в ход.
Нелепо грозить Смерти палкой, хотя бы и железной, но вид у Софи был вовсе не комичный: что-то в развороте ее плеч, в посадке головы, во взгляде ясно давало понять: если Смерть хочет забрать Уилла, пусть разберется сначала с Софи, а она так просто не сдастся.
Устремленный на Софи взгляд Смерти был долгим.
Но постепенно он переместился на осколки меча, разбросанные по полу.
И тогда Смерть опустила свою грозную голову.
Есть люди, которые считают, будто смелость рождается в животе.
«У меня живот подвело со страху», – говорят они. Или так: «Да у него кишка тонка».
На самом деле смелость рождается в сердце.
Не зря говорят: «Смелое слово поддерживает сердце». Сердце требует любви, а любовь требует смелости – смелость нужна хрупкому ребенку, чтобы вступиться за несчастную собаку, смелость нужна королю, чтобы отправиться навстречу смерти, смелость проявляет хрупкая девушка, бросаясь под острый меч.
И хотя Софи ранена и заперта в замке Страха, она стоит, гордо вскинув голову. Потому что она наконец поняла: Страх пленил ее сердце, заключил его в стеклянную шкатулку, но этому пришел конец, и это никогда больше не повторится. Теперь она знает, что за сила побеждает Страх. И Боль. И даже Смерть.
Эта сила зовется любовью.
Смерть попятилась.
Страх и Боль тоже.
На какой-то миг Софи показалось, будто весь мир остановился.
Но тут пол под ее ногами вздрогнул. Что-то засвистело и завыло так, словно по воздуху неслось пушечное ядро. Софи зажмурилась и склонилась над Уиллом, закрывая его своим телом. По стене зала с треском ползла глубокая трещина. Сыпалась штукатурка. Полки задрожали, шкатулки с сердцами поползли, сталкиваясь друг с другом, звеня и трескаясь. Некоторые падали на пол и разбивались.
Ниммермер рушился. Софи поняла, что ей пора брать свое сердце, Уилла и выбираться из замка. Она уронила кочергу. Новая трещина расколола стену. Окна будто взорвались. Осколки стекла полетели во все стороны. Пол накренился. Софи потеряла равновесие, упала и здорово стукнулась головой о стул. Но тут же потрясла головой, прогоняя боль, встала и, шатаясь, двинулась к столу.
До стола осталось всего несколько шагов, и Софи уже тянула к стеклянной коробочке руку, когда огромный пласт штукатурки сорвался с потолка и обрушился вниз. Софи видела его, но поделать ничего не могла.
Штукатурка рухнула на стол, погребла под собой шкатулку и раздавила лежавшее в ней сердце.
– Нет! – вскрикнула Софи.
Схватив кусок штукатурки, она швырнула его на пол и стала шарить среди обломков в поисках сердца. Но было уже поздно. Нет, Софи нашла его, но могла лишь в отчаянии смотреть, как оно съеживается, темнеет, превращается в блестящую рубиново-красную пыль, которая сыплется сквозь пальцы.
Софи прислонилась к столу. Из глубины ее тела вырвался крик. Все оказалось напрасно. Зря она страдала от рук егеря. Зря семеро братьев возились с ее механическим сердцем. Зря она чуть не погибла в Темном Лесу. Она никогда не получит свою корону. И ее народ будет страдать под пятой тиранов. Арно уже погиб. А скоро не будет и их с Уиллом.
Боль обошла стол и приблизилась к ней. Софи не попятилась. Разве может она сделать ей еще хуже? Но женщина в черном протянула палец и указала им на грудь Софи:
– Это сердце, кое-как собранное из кусков железа, выдержало прямой удар меча моего отца. Меч сломался, а оно – нет. Подумай, стоит ли расставаться с ним.
– Но ведь часы остановятся. В любую минуту. Иоганн так сказал. Он говорил, что мне осталось жить месяц, не больше.
Боль криво усмехнулась:
– А может быть, этот Иоганн – мастер хоть куда, только сам этого не знает. У каждого человеческого сердца есть свои недостатки, свои рубцы и шрамы. И каждое рано или поздно останавливается. Настанет день, когда остановится и твое. Но это случится не сегодня. А сегодня – это все, что есть у каждого человека, не важно, здоровое у него сердце или нет. – Она коснулась пятна крови на рубашке Софи, и на пол посыпались пурпурные лепестки роз. – До свидания, Софи. До нескорого.
Юбки Боли взметнулись черным вихрем, она исчезла, и тут же в воздух поднялась ворона – черная, с синеватым отливом. Откуда ни возьмись за ней устремились еще две, и вскоре все они, каркая, вылетели через разбитое окно в лунную ночь.
Замок задрожал.
В комнатах вылетали стекла. Рушились и разбивались вдребезги зеркала. Со стен падали картины. Гремели доспехи. Снаружи осыпались башни и неприступные стены.
Из Ниммермера нужно было выбираться, и немедленно. Но Софи не могла бросить Уилла, а он лежал без сознания, при смерти. Софи встала рядом с ним на колени и приложила ладони к его груди: ничего, ни ударов сердца, ни дыхания. Перепуганная, она закричала на Уилла, схватила его за плечи, стала толкать и трясти.
– Не умирай, Уилл. Пожалуйста, живи, – твердила она и прерывающимся голосом добавила: – Я же люблю тебя.
Она склонилась к его лицу, прижалась губами к его губам и замерла. Поцелуй получился долгим. Софи закрыла глаза и прижалась лбом ко лбу Уилла.
– Я люблю тебя, – повторила она. – Я должна была сказать тебе об этом давным-давно. А теперь поздно. Другого шанса у меня не будет.
– А если бы он был, ты бы воспользовалась им?
Софи ахнула. Подняла голову. Уилл очнулся. Его красивые глаза, опухшие от побоев, смотрели прямо на нее.
– Уилл! – воскликнула она.
– Так как же?
– Да, – сказала Софи. – Да.
Она целовала его снова и снова и, наверное, делала бы это очень долго, если бы огромный кусок потолка не рухнул рядом с ними.
– Что происходит, Софи? Где Корвус?
– Улетел. Ниммермер рушится. Пора и нам уходить, пока нас не задавило.
Софи помогла Уиллу подняться на ноги. Ему было больно, он хромал, но с помощью Софи все же мог двигаться. Она перекинула его руку через свою шею, и они пошли.
– Арно… он пришел с тобой? – спросил Уилл. – Он здесь?
– На него напал вуншфетцен. Но, по-моему, он еще не умер.
– Почему?
