Книга Камень судьбы - Тимур Туров

Как обычно по субботам, дневная часть дежурства прошла более-менее спокойно. Главный геморрой, тоже как всегда в этот день, начался после четырех часов. Сперва в скверике у метро шумная компания студентов устроила разборки с битьем бутылок, затем дежурный по ОВД направил экипаж Щедрина вязать пьяного мужика в супермаркет «Перекресток», а дальше вызовы пошли косяком – драка, нападение, опять драка…

К окончанию дежурства экипаж вымотался донельзя. Водитель прапорщик Бойков и сержант-патрульный со звучной фамилией Карачун скучно матерились, слушая доносившуюся из рации многоголосицу. Судя по всему, все экипажи патрульно-постовой службы сегодня пахали как проклятые.

Неприятное предчувствие, поселившееся в душе Щедрина еще утром, после рассказа Некрасова о странном происшествии на улице Буракова, и весь день угнетавшее капитана, постепенно рассеялось, сошло на нет.

«Кажется, обошлось», – подумал Щедрин и посмотрел на часы – до вечернего развода, до двадцати двух часов, оставалось еще сорок минут.

В принципе, можно уже поворачивать «на базу». Их «полста седьмая» медленно ползла по Красноказарменной улице к набережной. Осталось лишь свернуть налево – и здравствуй, родной ОВД. Но тут затрещала рация:

– Полста семь, Полста семь! Ответьте!

– Здесь Полста седьмой, – сквозь зубы прорычал Щедрин, чувствуя: вот оно, вот!

– Где находитесь?

– Красноказарменная.

– В Лефортовском парке, в районе стадиона, замечено скопление неустановленных лиц. Проверьте обстановку и доложите. Как поняли?

– Понял вас. Стадион в парке. – Щедрин еле удержался, чтобы не сплюнуть прямо в машине, и добавил не по форме: – Наверняка футболисты.

– Все может быть, Саша, – ответил дежурный, капитан Маклашкин. – Но у нас два звонка от граждан. Возможно, это фанаты или скины. Проверь, но глубоко не лезь, сразу вызывай меня. Конец связи.

Машина медленно катила по аллее парка, залитой светом фонарей. Щедрин с переднего сиденья вглядывался в просветы между деревьями. Несмотря на выходной, здесь было пустынно, и это насторожило капитана. Обычно Лефортовский парк многолюден – семейные пары с детьми, влюбленные, компании молодежи прогуливаются по заасфальтированным дорожкам, сидят на скамейках.

– Вымерли все, что ли? – проворчал Карачун, тиская автомат.

– Чего-то мне не по себе, – отозвался Бойков, сбрасывая газ. – Быстрее бы домой…

– Отставить разговоры! – строго одернул подчиненных Щедрин.

Он и сам чувствовал странное напряжение – точно невидимые, но сильные руки уперлись в грудь и не давали вдохнуть.

До стадиона оставалось метров двести. В конце аллеи темнели трехъярусные открытые трибуны, наполовину скрытые густым рябинником. Из кустов с правой стороны на дорожку вышел человек. Грязный плащ, сумка на колесиках, шаркающая походка… Наметанный глаз капитана сразу определил – бомж, охотник за бутылками.

– Тормози! – приказал он водителю. Машина остановилась. – Мотор не глуши.

Приоткрыв дверцу, Щедрин крикнул:

– Эй! Иди сюда.

Бомж, пошатываясь, подошел. Красное, опухшее лицо его, заросшее щетиной, выражало полнейшее равнодушие ко всему на свете. Щедрин уловил специфический запах и поморщился.

– Слышь, мужик, ты давно здесь шаришься?

– Да это… Ну, хожу вот, – промямлил бомж. Он был пьян, но не сильно, обычно такое состояние называют «подшофе».

– На стадион заходил?

– Ну…

– Чего видел?

– Это… мужики в футбол играют.

– Много?

Задумавшись, бомж покрутил растопыренной грязной пятерней перед носом капитана:

– Пять… десять… Человек двенадцать, наверное.

– Выпить хочешь?

– Ага. – Опухшее лицо расплылось в слюнявой улыбке.

– Тогда так. – Щедрин вылез из машины, стараясь дышать ртом – запах мочи и алкогольной изжоги, исходящий от бомжа, грозил свалить с ног. – Идешь на стадион, смотришь, что там сейчас, все ли тихо, возвращаешься, докладываешь и получаешь на чекушку. Понял?

– Ну…

– Сумку оставь.

– Не, я без нее, кормилицы…

– Оставь, я сказал! – нахмурился Щедрин.

– Все, понял, понял, начальник. – Бомж вздохнул, отпустил металлическую ручку и, покачиваясь, двинулся к стадиону.

– Будем подождать, – объявил Щедрин экипажу «полста седьмой» и закурил.

Налетел ветер, с деревьев дождем посыпались желтые листья. Время шло. Бомж давно скрылся в зарослях, и капитан, потоптавшись у открытой дверцы, резонно заметил:

– Пора бы ему уже и…

– Не вернется он, Андреич, – уверенно сказал Карачун из машины. – Вот зуб даю – не вернется.

Щедрин пнул ногой сумку-тележку. Внутри зазвенели бутылки.

– Должен вернуться.

Он хотел добавить что-то смешное про зуб сержанта, но шутка не получилась – на аллее появился бомж. Двигался он как-то странно – боком, широко размахивая руками. У Щедрина мелькнула мысль, что бомжара не стал дожидаться чекушки и где-то уже принял, причем принял хорошо, граммов двести пятьдесят – он еле стоял на ногах.

С трудом доковыляв до машины, бомж бессмысленными выпученными глазами посмотрел на капитана, нагнулся, ухватился за ручку своей сумки и завалился в кучу опавших листьев.

– Э, ты что? – Щедрин нагнулся над ним. – Мужик, ты меня слышишь?

Карачун, оббежав «Жигули», пнул бомжа:

– Нажрался, тварь! Отвечай!

Бомж молчал.

Щедрин присел на корточки, кривясь от запаха, тронул рукой голову в замызганной вязаной шапочке.

– Мужик! Вот ведь козел!

– Вставай, сука! – рявкнул Карачун, рванул бомжа за безвольно откинутую руку. – О-па, Андреич! Да он в отрубе!

«Началось», – непонятно для себя самого подумал Щедрин и приложил два пальца к горлу бомжа под челюстью.

Приложил – и сразу отдернул, точно обжегшись о неожиданно холодную кожу.

– Готов. Переверни-ка его.

Карачун, брезгливо отворачиваясь, перевалил тело на спину и зло выругался – на груди бомжа зияла, сочась кровью, жуткая рана с рваными краями.

– В машину! – похолодев, крикнул Щедрин. – Бойков, связь!

Капитан шагнул к открытой дверце, но тут со стороны стадиона послышались крики и почти сразу за ними – негромкий взрыв. Над трибунами поплыл белесый дымок. Что-то просвистело в воздухе, срезая ветки кленов и берез, звучно поцеловало капот «Жигулей». На асфальт посыпались осколки разбитой фары. Двигатель взвыл – и захлебнулся. Наступила жуткая, неправдоподобная тишина.

– Мать твою! – Щедрин вжался в сиденье, ухватил черную коробочку рации и заорал: – Дежурный! Здесь Полста седьмой! В парке убийство. Взорвано неопознанное устройство, возможно, боевая граната, машина повреждена! Дежурный, как слышишь? Дежурный!