Книга Игры на раздевание - Виктория Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не только. Но есть в его взгляде… нечто такое… Спорим, я сделаю так, что она исчезнет в ближайшие пятнадцать минут? С этой дурочкой даже напрягаться не нужно!
Мы от души смеёмся:
- Да кому она нужна?! Посмотри, там и женщины нет! На такую не то, что Кай, а хромой калека не посмотрит!
- Не скажи… - тянет мудрая подруга, - если кто и посмотрит, то не хромой калека, а как раз таки твой Кай.
- Почему это?
- У неё симпатичное лицо и волосы красивые, длинные, а он любит волосы, Дженн.
- Ты откуда знаешь?
Она хмыкает.
- Знаю. Просто знаю. Но опасность не в этом.
- А в чём?
- Тихая чудачка, забитая серая мышь… Если она хотя бы раз притянет его внимание, если он заметит её и поймёт, что ей как воздух нужен рыцарь, она станет его камнем преткновения!
- Что за чушь?
Марина и впрямь была откровенно пьяна в тот вечер:
- Если и рождаются принцы в наши дни, то, по крайней мере, одного я знаю лично – это твой Кай. Рыцарь! Последний на планете. Больше не осталось. И ему тоже как воздух необходима принцесса, достойная его подвигов - чистая, незапятнанная, неискушённая. Понимаешь, о чём я говорю?
- Нет.
- Ну посмотри же на неё! Ты думаешь, она знает, что такое мужчина? Ставлю пять сотен, она даже не целованная, в отличие от своей подружки. И эта тоже меня бесит: положила глаз на Олсона и не снимает, хотя я ей уже дважды чётко дала понять – «мы вместе»! Сучка…
- А! Ну всё понятно! Так и скажи, что на твоего красавчика Олсона покушается чужая опытная девица, и тебе срочно нужно положить этому конец! И не приплетай к своим интересам эту убогую!
- Как хочешь… - соглашается Марина, сузив глаза и многозначительно выдыхая струю релаксирующего дыма – дразнит меня: открыто я не курю ни табак, ни травку, потому что Кай не выносит курящих девушек.
В тот вечер меня больше беспокоит то, откуда Марина, моя бессменная подруга, знает о том, что Кай в постели любит играть с женскими волосами. Они действительно его возбуждают, и он всегда просил меня распускать мои, когда они были волосами. Два года назад я сходила с ума от стресса, и мой организм не выдержал – эндокринная система дала сбой. Начались проблемы с щитовидной железой, что вылилось в склонность к лишнему весу, навеки сделав меня рабой диет, ногти стали слишком ломкими, чтобы отрастать, а волосы превратились в паклю. Когда-то первая красавица стала уродиной, не выдержав боли и сожалений о потере человека, который, как оказалось, был всем.
Я думаю не о том, о чём следует думать, и когда Кай произносит свою гневную тираду о «непрощении предательства», впадаю едва ли не в кому, совсем забыв об Аутистке. В тот вечер, пока я рыдаю в когда-то «нашей» постели, повидавшей так много интимного и по-настоящему волшебного, Кай везёт её в числе многих домой. А я не имею понятия, что именно в этой точке как никогда близка к тому, чтобы потерять его навсегда.
Я недооценила её, не увидела угрозу, потому что это действительно было очень сложно сделать. И только когда она, жалкая и растрёпанная, выбегала из его спальни, метнула в неё ядовитое ложью копьё:
- Он и эту выгнал.
Вслед за ней из спальни вылетел Кай. Настолько разломанным я его ещё не видела. И не только я - никто из нас. Он бежал за ней…
Вернулся из холла в квартиру со стеклянными глазами. Марина раз десять спросила:
- Что случилось, Кай?
Но он не слышал. Стоял с открытыми, но невидящими глазами, прижавшись спиной к стене, и смотрел в одну точку – в окно. Его рука сжимала обёрнутую вокруг бёдёр простынь, а я не могла дышать, впитывая глазами его возмужавшее тело и понимая, насколько же, на самом деле, он красив.
Красивый, но больше не мой… Другие глядят его ладонями, целуют его губы, засыпают в его объятиях…
Зрелище душераздирающее даже для меня, привыкшей за последние два года к очень многому, но на моих глазах до этого момента с девками он не спал ни разу. В дом свой никогда их не приводил, хоть и имел десятками от злости, от боли, от обиды на меня
В то утро ему было плевать, кто был свидетелем всей сцены, как сам он выглядел, и что мы все, включая меня, об этом думаем. Потому что он думал сам. Думал интенсивно – мысли мелькали в его стеклянных глазах со скоростью света. Час проторчал в ду́ше, вышел вменяемым, оделся, выпил стакан воды, сгрёб со столешницы ключи и уехал.
В его комнату мы с Мариной вошли вместе. Матрас был голым, на нём несколько небольших пятен. Простыней с надписями «Happy birthday» и сердечками, намекающими на мои живее всех живых чувства, которые мы с подругой выбирали, надеясь на оттепель и никак не ожидая, что он уложит в эту ночь на них не меня, а случайную мышь, не было. Настолько же случайную, какой оказалась моя измена чуть больше двух лет назад.
- Ну… тут только два варианта, - нерадостно проговорила подруга, указывая на пятна. – Либо эта овечка легла с ним во время своей течки, либо он был у неё первым.
Я закусываю до боли губу, потому что мы обе знаем: второе.
- Извини, подруга, - ставит в известность Марина, - но перспективы у тебя не радужные.
Наткнувшись на мой шокированный взгляд, она с невозмутимым и безжалостным видом добавляет:
- А как ты хотела? Я предупреждала: от неё нужно избавляться. Теперь он её не отпустит. Это же очевидно.
И почти сразу добавляет:
- Надо же, до таких лет дожить девственницей! Сколько ей? Двадцать два? Это именно то, что ему было нужно, и сегодня утром он это понял.
Они разительно отличались от всех нормальных, обычных пар. Никогда не показывали своих чувств на людях, особенно он: всегда находился рядом либо зорко держал её в поле зрения, но ни поцелуев, ни объятий ей не доставалось. Так думала я, так думали все. И никто из нас не видел главного – он оберегал её и не от чего-то конкретного, а от всего мира и в первую очередь от нас. Увидеть это было сложно, проще – почувствовать.
