Книга Чистый грех - Сьюзен Джонсон

Но по завершении игры Адам из клуба Моррисея направился не в свой гостиничный номер. Его ноги как-то сами собой перенесли его через Франклин-сквер, и через несколько минут он вдруг оказался перед неоклассическим фасадом особняка Сары Гиббон. И долго-долго смотрел на одно освещенное окно на втором этаже.

18

Внезапное твердое «тук-тук» в дверь спальни заставило Флору вздрогнуть. Это не тетушка. Стук очень мужской.

Флора замерла с расческой в руках. Лицо в зеркале исказил легкий испуг.

Да не посмел бы он, мелькнуло у нее в голове.

И все же было похоже, стучал кто-то очень уверенный в себе. Флора быстро покосилась на серебряные часики, лежащие на туалетном столе. Половина второго. Возможно, ей просто померещилось. Слуга, проверяя лампы в коридоре, мог случайно чем-то громыхнуть.

Но дверь медленно распахнулась, и Флора увидела в зеркале знакомую высокую фигуру в безупречном вечернем костюме. Затем аккуратно, беззвучно Адам прикрыл дверь за собой.

Флора так растерялась, что расческа выскользнула из ее руки на ковер. Не было сил повернуться. Сарин старый особняк не так уж велик, ночью здесь каждый звук слышен. Не тетушка, так слуги, но кто-нибудь непременно проведает об этом ночном визите!

Адам двинулся к девушке. Флора замерла: ей чудилось, что доски под ковром ходят ходуном, скрипят и все слуги в доме уже проснулись и спрашивают себя или друг друга: что за гость на втором этаже?

Подойдя к девушке, Адам сперва ласково провел по волнам ее рассыпанных по плечам волос. Этим жестом он как бы утверждал свою власть. Флора сидела прямая и неподвижная, как изваяние. Тогда рука Адама скользнула вперед, по голой шее. Нежно приподняв ее лицо, он склонился к ней и шепнул:

— Не мог больше ждать. Я истомился по тебе. Быть другом — это не по мне…

— Ты пьян, — сухими губами прошептала Флора, чувствуя неприятный запах коньячного перегара.

— Не преувеличивай, я не пьян, — едва слышно сказал Адам и, ловко подхватив девушку обеими руками за бока, поднял с пуфика. — Хотя мне надо бы мертвецки напиться…

Он крепко прижал ее к себе, ощущая горячее тело сквозь тонкий атлас ночной сорочки.

— Так ты пришел сюда, чтобы не напиться, — тихо произнесла Флора, насмешливо глядя в черные омуты его глаз. — Занятный повод.

Ее тело постепенно оживало, и она положила руки на отвороты его сюртука, окунаясь в море знакомых ощущений.

— Да, чтобы не напиться, — машинально повторил за ней Адам.

— Но ты пришел не поэтому.

— Я еще не придумал, почему пришел.

Тесно прижатая к груди молодого человека, она чувствовала, как бешено колотится его сердце.

— Говоришь, истомился… — задумчиво прошептала девушка. — Может, это просто любовь?

Адам скорчил неопределенную гримасу и промолчал.

Она улыбнулась, потешаясь над его упрямством. Дурашка, не хочет признать очевидное!

— Уверена, мы способны быть только друзьями, — лукаво произнесла Флора.

Молодой человек хмуро сдвинул брови — и опять промолчал.

— Но ты пришел сюда не за дружбой, да? — проказливо спросила она, кладя щеку ему на плечо и глядя искоса на его серьезное лицо.

Долгое молчание. Флора спокойно изучала игру теней на красивых чертах возлюбленного.

— Я пришел потому, — наконец выдавил он из себя, — что жить без тебя не могу.

— Знаю, — коротко и безмятежно отозвалась Флора, поглаживая шелковые лацканы его сюртука, ощущая под ними могучие мышцы, всю твердыню его тела. — Мне тебя очень не хватало.

Адам стрельнул глазами на часы на туалетном столе.

Флора вздрогнула, словно комнатный щенок, которого хозяин со словами «Не гадь! Не гадь!» внезапно ткнул мордой в свежую горячую кучку. Вот он, характер их связи, весь в этом воровском скосе на часы!

Прелестно, коротко, изредка.

Дивно, романтично.

Любовь с оглядкой на циферблат.

«Доблестный рыцарь Отойди-Зашибу страстно полыхнул очами и перевернул песочные часы: „У нас целых три минуты на любовь, о владычица моего члена!“

— Ты спешишь? — язвительно спросила Флора. — У тебя еще одно свидание на носу?

Объятая внезапной яростью, она оттолкнула Адама и попыталась вырваться из его объятий.

— Узнаю твою горячую кровь — все такая же брыкливая, — сказал он, не выпуская ее.

— Брось этот снисходительный тон! — прошипела девушка, продолжая вырываться и молотя Адама кулачками по груди. — Ты куда-то торопишься, черт бы тебя забрал?

— Нужно быть в гостинице к тому моменту, когда Люси проснется.

— О Господи! — уронив руки, устало прошептала она. — Как унизительно!

— А мне не унизительно явиться сюда? — спокойно возразил Адам. — По уговору я не должен был.

Но желание опять кружило ей голову, и вместо того чтобы возобновить борьбу и выгнать его вон, Флора спросила, стыдясь себя и бессильная бороться с собой:

— Сколько у тебя времени?

— Три часа. От силы — четыре. Решай. Надеюсь, слуги крепко спят.

— Мне следует прогнать тебя, — прошептала она.

— Но ты этого не сделаешь.

— Нет…

— Вот и хорошо, — сказал Адам. Несмотря на большое количество выпитого, он держался прямо и даже с некоторым светским лоском. Но в его глазах горело необузданное желание. И следующая реплика подтвердила дикость его темперамента: — Я бы в любом случае не ушел.

Он властно протянул руки к поясу пеньюара.

Флора тихо млела, ощущая его пальцы у своего тела. Пока он развязывал пояс пеньюара, тысяча мыслей пронеслась в ее голове.

Боже, как давно они не были вместе!

Недели и недели.

Скольких часов наслаждения они лишились!

Сейчас, рядом с ним — могучим, прекрасным, возбужденным — Флора диву давалась, зачем она столько размышляла об их отношениях, зачем тратила столько умственной энергии… тогда как надо было отдаться без вопросов и колебаний этой тяге, этому неизбывному желанию.

Пеньюар упал на пол, а за ним и ночная сорочка.

Адам безмолвно любовался ее телом.

Затем вдруг взял руку Флоры и стал медленно, с чувством целовать фаланги ее пальцев.

— Ты дрожишь.

— Здесь свежо, — прошептала Флора со счастливой улыбкой.

— Кто-то должен согреть тебя.

— На то ты и пришел сюда.

Его губы замерли. Он поднял голову, а потом и вовсе отступил от нее. Ответ девушки неприятно поразил прямотой. То романтическое, что шевельнулось в нем и направило его губы не к ее голым соскам, а к пальцам, было убито ее грубым словом.