Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина

– Витя, я… – кашлянула я неловко, но он перебил:

– Я все вижу и понимаю, Зоя, не слепой… Просто без тебя все это не имеет смысла. Я свое отслужил с лихвой и никому ничего не должен – только тебе. Но есть варианты… Послушай сейчас внимательно: через полгода заканчивается контракт и я могу выйти на пенсию. Сейчас это в районе восьмидесяти тысяч… чуть больше, я думаю. Но учитывая понижающий коэффициент…

– Насколько? – уточнила я, привычно хватая его под руку. Он объяснил:

– Тысяч двадцать выплачивать не будут, как и всем военным пенсионерам. Мотивируют тем, что нет денег. Дальше, Зоя – нам положено жилье… давай из этих соображений… не спеши, пожалуйста, с разводом. Сумма хорошая, достаточная и выдается по требованию – хоть сейчас, у нас давно наступило право на жилье. И главное – для меня есть возможность пойти преподавателем в Подплав – я узнавал. Там намечается возрастная ротация, не сейчас, правда, а как раз к лету. Это первый вариант.

– Ты выходишь на пенсию и работаешь преподавателем.

– Да, получаю пенсию и достойную зарплату. Но это потолок. Есть второй вариант – перевожусь на военную должность, на боевую кафедру. Тоже преподавателем, но там есть перспектива. Со временем я могу получить заведование, а дальше… не хочу загадывать.

– Начальник училища – адмиральская должность? – поняла я.

– Да. Но знаешь анекдот? У адмиралов есть свои дети… – улыбнулся он, – хотя радость там – так себе. Время – дрянь… В училище были истории с наркотиками, кого-то исключили за распространение. И не только это... Но интересно было бы хотя бы попробовать сделать что-то для того, чтобы выпускать не балласт… через одного, а грамотных офицеров. Я точно знаю – какого уровня специалисты нужны на корабле.

– А в чем разница? – не совсем понимала я, – оба варианта неплохи.

– Во втором случае я теряю в деньгах и сильно. Будет голый оклад – неплохой, но с севером вообще не сравнимый.

– Если бы все упиралось в деньги…– горько заметила я, – но это уже не наш случай, Витя – не твой и не мой. Мы свое безденежье благополучно пережили, а сейчас в любом случае… тебе хватит.

– Давай пока не будем загадывать – мне или нам? У тебя будет это время – определиться. Сейчас просто скажи, что думаешь? – мирно попросил он.

– Не скажу. Отмети материальную составляющую и решай сам – полная свобода или карьера? С каких это пор ты советуешься со мной по вопросам службы? – удивилась я.

Говорил раньше – классы, и мы собирались и ехали на классы. Поставил в известность – академия или другой гарнизон – сорвались и дернули… Что теперь-то играть в толерантность?

– Хорошо, – выдохнул Усольцев как будто с облегчением и опять положил ладонь на мою руку.

Галерея встретила нас алыми сполохами девичьего винограда, а каскадик – привычным журчанием. Мы немного постояли там, посмотрели на пенящиеся водой каменные уступчики, послушали… Летом возле воды всегда благостно, даже кажется, что просто журчание ее дает ощущение прохлады и облегчения от жары. Сейчас эти звуки давали только успокоение нервам. Но, похоже – только моим. Потому что Виктор тихо подошел сзади и прислонил меня спиной к себе, сцепив руки на моем животе. Уткнулся лбом в капюшон и спросил:

– Совсем ничего, да, Зоя? Полное отторжение?

Я затаила дыхание, потому что признавать что-то подобное не хотелось самой. Нервы… таблетка… переживания… обстановка… Нет, обстановка – не то. Сильно она помешала нам в молодости, когда вид давно не кошеной травы пробудил первобытные дикарские фантазии? Тогда – под единственным деревом на огромном лугу? Замечательное было зрелище для тех, кто мог наблюдать за нами из собственного садика Коттеджного дворца. Хотя Усольцев клялся тогда, что там никого не было, а еще изо всех сторон огромное расстояние…

Я не знала причины…

А, может, он тоже вспомнил сейчас то же самое? Объясняться я не хотела, поэтому просто промолчала. Не рассказывать же ему о тех снах? Почему не чувствую ничего сейчас? С этим нужно разбираться, как и ему в себе.

– Ты брезгуешь… или это ненависть? – хрипел в мой капюшон Усольцев.

– Нет... Но обида была – очень страшная, Витя… и есть до сих пор. Я не брезгую, наверное – нет, – вспомнила я, как вытирала ему слезы, касалась…

– Я все равно буду ждать. И звонить. Ты разрешаешь мне звонить? Сильно надоедать не буду, – говорил он отрывистыми фразами, будто сквозь сцепленные зубы.

– Звони, я рада буду, – разрешила я, – пошли уже, пора кормить наших орлов.

Голодные орлы выбрали знакомое кафе, только не первый этаж с огромными окнами, а уютный второй – с высокими полукруглыми диванами со столиком внутри. Зал был почти пустым, но мы прошли за самый дальний столик – он показался и самым уютным.

Пока ждали заказ, перекидывались ничего не значащими фразами – знакомые и незнакомые блюда, выбор горячих напитков, ломаный камыш на берегу… Обстановка оставалась напряженной. Мне казалось, что я понимаю причину, но нет – ошиблась. Мальчишки мялись и переглядывались не поэтому. Или не только поэтому. Первым не выдержал Роман:

– Родители, тут такое дело… Не знаем, как поступить – промолчать или нет?

Усольцев, привалившийся до этого к спинке дивана, выпрямился и внимательно посмотрел на него: – Раз начал – уже не получится.

– Это про крестного, – уточнил Сергей.

– Пашу? – удивилась я, – а что с ним такое?

– Не с ним. В параллельном классе учится Алексей Павлович Силин. На дядь Пашу он не похож – белобрысый и хилый… Мы никак не решим – говорить ему или нет?

– Я знаю, что вы одногодки, – вспоминал Виктор, – зовут Алексеем – да… И академия. Слишком много совпадений. Я поговорю с Пашей. Но только после того, как вы распросите этого Силина. Зря не будем…

Потом мы еще говорили, в том числе и о моей пока еще только предполагаемой работе. О том условии приема на нее, которое выставил работодатель – выработать концепцию, а я даже визуально... интерьер продумать не могу – не то, что атмосферу. Мамины замечания упомянула – о картинах и мальчишки сразу предложили поискать подходящие – что-то им помнилось. Смеялись, предлагая старушку с сигарой в зубах, а отец серьезно заметил, что идея замечательная и мы все задумались... Наверное. Вот только не перенести в Питер теплый океан...

На вокзале они провожали меня втроем. Потом у Виктора еще оставалось время, чтобы проехать с мальчиками до училища. Самолет в Мурмаши вылетал поздно вечером.

Возле вагона я расцеловалась с сыновьями и повернулась к Усольцеву. Не знала, что сказать… улыбалась. Он сам обнял меня и легонько чмокнул в висок. Шепнул на ухо:

– А у меня все сильнее… раз в сто. Я жду тебя – помни, ладно?

Народу в вагоне почти не было… странное дело, редко так бывает. Я уселась у окна, закрыла глаза и прислонилась к стенке. Смотреть в окно не хотелось. И не то, чтобы я устала – просто не хотелось делать какие-то выводы, думать... а не получалось.