Книга Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

После «Шамбалы» родные дома с выкрошившимися фасадами и выбитыми окнами подъездов показались им страшными и унылыми, но они знали, что через некоторое время все станет на свои места: дома как дома — они все же не буржуи, а самые настоящие пролетарии. Только они вошли во двор, как услышали голос, голос сильно выпивший и охрипший:

— Гирь! Агафон! Где вы ходите, обалдуи?! Контрабас ваш приехал, вы чё! Да при деньгах, да с пойлом!

У противоположного подъезда покачивался Полухин, которого они буквально час назад видели трезвым и печальным. Сейчас он радостно гоготал и не вязал лыка, а в руке держал авоську, из которой торчал французский багет с отгрызенной горбушкой.

— Это я закусь волоку! — проорал он и махнул им рукой. — Старуха ваша сказала, что без закуси на порог не пустит! А чача у Контрабаса — градусов семьдесят, считай, чистый спирт! Дуйте домой, живо, а то все выпьют!

Гиря и Агафон переглянулись. Вовка Контрабас, их старший брательник, был одним из немногих на районе, кого паленая водка и анаша не скрутили в бараний рог и не отправили в тюрягу. Собственно, от района он давно откололся. Отслужив срочную в ВДВ, Вовка устроился на контрактную службу, за что и получил прозвище Контрабас, и вот уже пять лет мотается по горячим точкам, зашибает бабки, изредка наведываясь в отпуск к родне, чтобы покрасоваться новенькими нашивками и выправкой, поучить Агафона с Гирькой премудростям жизни, — короче, показать, какой он орел и молодец. При этом деньгами сорить Вовка не любил, был скуповат. Подарки не дарил, в бары-рестораны не звал, но гулянку устраивал всегда: привозил баклажку-другую чачи или спирта, а иногда и канистру кислого вина. Ну, а Гирька с Агафоном руководствовались в жизни простым правилом: халява кислой не бывает, тем более в эпоху финансового кризиса. Где попойка, как говорится, там и праздник… Так что дважды звать их не пришлось. Забыв про особняк Мудозвона и бессовестно сияющую разноцветными огнями елку, братья рысью поднялись на третий этаж и радостно вломились в латаную-перелатаную дверь с выцветшим номером «23». Дверь, как всегда в торжественных случаях, была открыта.

…А в тесной «двушке» уже вовсю пахло достатком и праздником — подгоревшим салом и яичницей-болтухой, из старенькой магнитолы баритонил Шуфутинский, шлепали суетливо по полу тапки старенькой Нины Семеновны, доносился из кухни солидный Вовкин говор, звенело стекло, плыл дым, и стоял тот бестолковый и радостный шум, который невозможно разъять на составляющие его звуки и который всегда сопровождал начало серьезной пьянки.

— Ну что, доходяги, еще живы? Еще не загнулись от паленой водки? — снисходительно поприветствовал их Контрабас. Вовка был прапорщиком, но называл себя офицером и говорил всем, что вот-вот поступит в военное училище и обязательно станет майором.

Он сидел на табурете в полосатой десантной майке, открывавшей могучие плечи и руки. Из-под его подмышки выглядывало раскрасневшееся от чачи, улыбающееся девичье лицо с родинкой у краешка губ — то ли Вовка привез ее с собой, то ли зацепил какую-то из местных.

— А нас паленая водка не берет! Потому что мы ее тоже не берем! — солидно произнес Гиря, пожимая руку старшого и торопливо усаживаясь за стол.

— С коньяка на водку перебиваемся, здоровье бережем! — поддакнул Агафон.

— Мать, ну где ты там? — нетерпеливо крикнул он в коридор, где шептались о чем-то Нина Семеновна с Полухиным.

— Мы с Гирькой голодные, как не знаю кто! В грудях все пригорело!

— Подождете, дармоеды! — каркнула старуха. — Работать надо, самим зарабатывать!

Тренькнул дверной звонок, послышались голоса. Известие о приезде Контрабаса разнеслось по району, подтягивались его бывшие дружки и с ними всякий случайный сброд. Нина Семеновна криками и матом спроваживала самых назойливых. Полухин опять побежал за закусью, сегодня он за гонца. Не дожидаясь очередного наплыва халявщиков, Агафон с Гирей быстро маханули по стакану — за встречу. Потом Гиря объявил, что «между первой и второй перерывчик небольшой». Выпили по второй. Пришла Нина Семеновна, принесла винегретику. Тут настал черед и третьей. Старуха, не моргнув глазом, тоже выпила с сыновьями стакан крепчайшей чачи, томно отставив в сторону корявый коричневый мизинец.

— Жениться вам надо, доходяги, вот в чем проблема! — важно вещал Контрабас, тиская повизгивающую девку. — Вот женитесь, детей народите, сразу в порядок образумитесь! Некогда будет водку жрать! Мать, скажь?

— Где ж тая водка-то… — вздохнула Нина Семеновна. — Работать не хотят, все из дома тянут…

— А сам чего не женился-то? — возразил Агафон.

— Вот выучусь, получу майора — тогда и женюсь! Правда, Светка? — Контрабас склонил лицо к девке, как будто она его о чем-то просила. — А покамест нельзя, слишком опасная у меня работа! Даром боевые не плотют!

И начал он рассказывать про свои подвиги, пургу мести. Про свирепых горцев, про засады на вершинах, про скоротечные бои в «зеленке», да про то, как вдвоем с корешем заперли в ущелье целую банду ваххабитов, и как пьяный в одиночку построил целый аул, и как выходил один на один с иракским наемником и кулаком пробил ему темя…

— Вот так где-то! — продемонстрировал Контрабас, прикладывая свой огромный кулак к девичьей макушке. — И — хрясь! И две такие тонкие струйки, со спичку — вз-з-з! — прямо в рожу!

Нина Семеновна спокойно резала чеснок в салат и попивала из стакана. К опасностям, которым подвергался ее сын на службе, она относилась то ли безразлично, то ли фаталистически. А вот Гиря, уже хорошо поддатый, не поверил, рассмеялся:

— Да ладно тебе! Пацана чеченского какого-нибудь завалил по пьяни и хвалится!

— Не веришь, сука?! — взъерепенился Вовка Контрабас, даже привстал с места. — А вот это видел?!

Он отщелкнул клипсу на боковом кармане камуфляжных брюк и достал оттуда тяжелый пистолет вороненой стали.

— Видел?!

Гирька отпрянул в сторону от глядящего на него дула, чуть не свалился с табуретки. Но, похоже, Контрабас пока что стрелять не собирался.

— Ты гля, сюда смотри! — тыкал он младшему брату пистолет в рожу. — Маркировку видишь? Это не Китай. Это иракская модификация нашего «ТТ», их там до сих пор штампуют для армии!

Гиря глянул на Контрабаса, глянул на пистолет. Взял осторожно в руки, посмотрел, будто хорошо знал китайский и иракский языки или по крайней мере оружейные клейма. Даже протрезвел немного. Стальная машинка для убийства приятно оттягивала руку, от нее исходил запах машинного масла и пороха, а через прицел, похожий на ласточкин хвост, даже здоровенный Контрабас выглядел не грознее Агафона или того же Полухина…

— Зачем целишься, салабон?! Отдай! — Вовка отобрал пистолет, спрятал обратно в карман. — Так что понял, доходяга? Пистолет иракский, значит, и наемник тоже был иракский! А еще раз будешь зубы скалить, я тебе тоже два фонтана пущу, только из носа!

— Не, не, никаких вопросов! — поспешно объявил Гиря и даже руки на груди сложил в знак полного уважения. А сам при этом многозначительно посмотрел на Агафона.