Книга Голландская могила - Моника Кристенсен

И всё же в рассказе губернатора чего-то не доставало.

– Голова! Как она очутилась на Птичьем мысу? Почему вы не сбросили её тоже в расщелину на Кронебреене?

– Да ведь сначала я так всё и планировал! – выкрикнул вдруг губернатор, вскочив со стула. Револьвер с грохотом упал на пол.

Кнут затаил дыхание. Может, надо броситься на него? Успеет ли он?

Но Берг быстро наклонился и поднял револьвер.

– Представь себе, я просто-напросто забыл о ней! Самому не верится… Безумие… Я так долго провозился на леднике с телом, пока пытался сбросить его в расщелину, так чтобы самому туда не свалиться… И когда я наконец избавился от тела, мне стало настолько легко, что я сел на снегоход и помчался оттуда так, как никогда прежде не гонял. Видимо, тогда меня и заметил тот человек в Йенсебю. Через несколько часов я добрался до Энгельскбукта и остановился у другой избушки, по-моему, это был «Райский уголок». Я настолько устал, что даже подумывал остановиться там и поспать. И промёрз я до костей. На улице занимался рассвет. Но в эту избушку часто приезжает народ из Ню-Олесунна. А ведь на другом берегу пролива есть другая избушка – и там меня точно никто не потревожит. Избушка возле радиомаяка круглый год стоит запертая, но у меня всегда при себе дубликаты ключей от некоторых зимовок. Так, на всякий случай. С погодой не угадаешь. И я решил поехать туда. Комбинезон и сапоги я снял на улице, чтобы внутри ничего не перепачкать кровью. Мне захотелось перекусить, я засунул руку в сумку, чтобы достать еду, и нащупал волосы. Можешь себе представить, что́ я почувствовал? А? Я сел на сиденье снегохода и заплакал. Слёзы текли по щекам и падали на лёд. Это, наверное, были самые ужасные минуты в моей жизни.

Кнут потёр глаза. В избушке стало так темно, что лица губернатора он больше не видел. Одна свечка уже давно погасла, а вторая почти догорела. Сидя здесь, в темноте, в одной комнате с этим человеком, он ощутил животный страх. К счастью, губернатор поднялся, взял новую свечку и воткнул её в бутылку вместо догоревшей.

– У меня не осталось больше сил. Голова всё ещё лежала в сумке. Я зашёл в избушку и сварил кофе. Постепенно в голове у меня прояснилось. Я вдруг вспомнил про старые голландские могилы. Я допил кофе и уничтожил следы, по которым можно было бы догадаться, что я там побывал. И поехал к могилам. Теперь ты и сам хорошо знаешь это место. Никакой естественной защиты там нет, и берег со всех сторон обдувается ветрами, так что даже снега на земле не остаётся. Я решил вскрыть одну из могил, но это оказалось вовсе не так просто. Крышка была накрепко приколочена. Я вытащил нож и расшатал крышку с краю, выломал верхнюю доску и положил в гроб голову. К сожалению, я сломал кончик ножа, но в тот момент я даже и внимания на это не обратил. Ну, ты и сам наверняка догадался, что обломок ножа я забрал оттуда в июне, когда мы приезжали туда вместе с полицейскими. Я положил крышку на место и уехал оттуда – на этот раз прямо в Лонгиер. Около семи я уже был дома. Кажется, я никогда в жизни так не уставал. Я лёг и проспал до следующего вечера.

– Но ведь голову нашли! Зачем вы положили её в гроб – ведь там её так легко было обнаружить?

– Легко?! Легко?! Хотя теперь, после всего, что случилось, ты, пожалуй, прав… Но если бы всё шло по плану, то голова пролежала бы там не одну сотню лет, а потом от неё остался бы один череп. Пассажиры «Белого медведя» зря туда сунулись. Люди, которые шарят по чужим могилам! Какое неуважение… Ведь этому кладбищу более двухсот лет. И мы лишь просим этих безмозглых туристов держаться подальше от могил! Но они даже и до закрытых могил добрались!

По мере того как рассказ приближался к концу, губернатору, похоже, становилось легче. Он подошёл к небольшому шкафчику и достал оттуда пару консервных банок.

– Ну вот, теперь мне намного легче! Как приятно рассказать обо всём тому, кому доверяешь. Кнут, а может, позавтракаем? Хочешь тушенки с бобами? И хлебцы? Не переживай, уж эти-то продукты свежие. Произведены в этом году, – он полез в ящик за консервным ножом. – Сколько же времени? Скоро утро. Мне кажется, в больнице тебя вот-вот хватятся. Будут думать, куда же ты подевался… А ты всего лишь в гости поехал. Ко мне.

Губернатор Берг достал сковородку, выложил на неё содержимое консервных банок и поставил на печь. Он наклонился и подкинул в топку угля. По комнате пополз аппетитный аромат растопленного масла и жареного мяса. Берг поставил на стол две тарелки и вытащил вилки. Нарезал хлеб.

Двое приятелей на отдыхе. Вот только бурые пятна на стенах никуда не делись.

Кнут вспомнил о Хелене и о том, как она тосковала по брату.

– Я не могу. Не могу. Его семья имеет право узнать о том, что случилось.

Губернатор опустился на стул.

– И что, им станет легче? Благодаря тебе они получили его тело. Разве им не этого хотелось? Они же хотели его похоронить, верно? Или теперь ты хочешь рассказать им, что их сын оказался самым обыкновенным вором, взломавшим чужой дом? А ведь он именно таким и был. Или мне рассказать им про кровь и про то, как он доживал последние минуты жизни? Ты этого хочешь?

Кнут не просто боролся за жизнь. Он не хотел быть причастным. Соучастником. Обратной дороги в спокойную и безопасную жизнь не было. Предложение, которого Берг так и не озвучил, Кнут принять не мог.

– А домик – что вы с ним собираетесь делать? Ведь его уже не отмоешь. Пятна крови не оттереть. Теперь только если стены снести.

– Я собирался его сжечь, – грустно ответил губернатор, – я и вернулся сейчас сюда, чтобы забрать кое-какие вещи, которые остались от моего деда. Фотография моей бабушки – эту рамку он сколотил своими руками. Вон тот здоровенный череп белого медведя, который висит на стене. Старый ковёр, тарелки и кружки. Чтобы спасти хоть что-то. А всё остальное сгорит в огне. Трагическое стечение обстоятельств. Развесил одежду сушиться и уехал, а печь не залил.

– Я этого не допущу! За преступление вы должны ответить, – Кнут боролся с усталостью и желанием уступить.

– Но тогда моя жизнь кончена, – губернатор умоляюще посмотрел на Кнута, – а моя семья – они-то в чём виноваты? Ведь больше всего пострадают именно они… И о каком, собственно, преступлении ты говоришь? Ведь я никакой не убийца, Кнут! Это была шальная пуля, несчастный случай. Ты же мне веришь? И с какой стати мне было убивать этого парня? Ведь, строго говоря, он сам во всём виноват. Он вломился в избушку, уничтожил исторические ценности и имущество другого человека. Насвинячил. Кнут, давай просто забудем обо всём. Давай позавтракаем и поедем отсюда. И забудем о том, что случилось. Что скажешь?

Но Кнут вдруг вспомнил ещё кое-что.

– Вы ведь и меня пытались убить? Вы намеренно отправили меня на опасный участок – надеялись, что я свалюсь в расщелину и погибну. Вы же сами так сказали.

Губернатор вдруг вскочил, схватил сковородку и в ярости швырнул её об стену.

– Так вот как ты заговорил?! Да ты, видно, и впрямь голову повредил! Явился сюда и обвиняешь меня в убийстве! Я же тебе ничего, кроме добра, не желаю! Я предложил тебе еды и ночлег, а ты теперь на меня же и нападаешь? И ругаешь меня, на чём свет стоит! А знаешь что… Да, вот он! – он схватил лежавший на столе револьвер, взвёл курок и направил револьвер на Кнута.