Книга Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение - Дэвид Кесслер

– Вы понимаете, что захвачены, и можете в некотором смысле хотя бы играть или экспериментировать с этим, не следуя обычному бессмысленному, привычному, автоматическому шаблону. Вы снова и снова тренируете силу, пока не сможете фактически изменить «значение по умолчанию»… чтобы понять простую вещь: «Вот опять вернулся старый шаблон, но, если я удерживаюсь в осознанности, я не должен ему следовать». И в этот момент вы свободны сделать иной выбор.

Разум, который обрабатывает стимулы без пристрастия, может держать верный курс вне зависимости от попутного ветра.

Многих интересует, включает ли освобождение, которое предлагает буддийская практика, отказ от всего богатства эмоциональной жизни. В конце концов, если захват лежит в основе великого искусства, литературы и многих других духовных и религиозных традиций, что мы потеряем, разорвав его узы? Если мы научимся ослаблять свои реакции и рефлексивные суждения, не утратим ли мы определенный объем эмоций, в результате чего нарушится творческий потенциал или весь спектр человеческих переживаний?

Я обратился за разъяснениями к Эвану Томпсону. Он предположил, что захват «будет означать неспособность к гибкости, отстранению и соответствующей перестройке, которых требует обстановка. Можно сказать, что художник захвачен определенным представлением о прекрасном или мистик захвачен экстазом от божественного присутствия. Захват произойдет в том случае, если художник или мистик окажутся неспособными к гибкости или к нормальному общению с людьми, но вместо этого будут маниакально фокусироваться на собственном видении происходящего. Это может быть высокохудожественное или мистическое видение, но, если отсутствует гибкость, то оно является формой захвата». В этом смысле, захват не обязательно ощущается, как нечто негативное, но это отсутствие «приспособляемости, гибкости, чуткости к другим, способности действовать в соответствии с этическими принципами… Если вы захвачены, то связаны и ограничены в движениях, у вас меньше возможностей для обдумывания и действия».

В ответ на тот же вопрос Кабат-Зинн напомнил мне в первую очередь, что осознанность не является философской категорией, но практическим упражнением. Его собственный многолетний опыт привел к такому объяснению:

– Снова и снова возвращаясь к системе, мы делаем ее более реальной для себя. Мы снова и снова возвращаемся к осознанию, которое удерживает мысль или действие, или восприятие взаимосвязанных шаблонов, которые обычно находятся ниже уровня нашего осознания. Салиентные стимулы становятся более тонкими и богатыми, а не ослабевают. И тогда, конечно, перед вами открывается более широкое поле вариантов ответа, а не противодействия. Суть наших мыслей и эмоций никоим образом не беднеет; наоборот, мы начинаем воспринимать более тонкие детали. Просто мысли и эмоции больше не могут удержать нас в рабстве.

Существует ли свобода от захвата?

Даниелла Роеске, психотерапевт и философ, использует комплексный подход, который позволяет не ограничивать ее работу с пациентами рамками определенной терапевтической школы. Роеске горячо верит в способность человека изменяться, однако при этом она считает слово «свобода» неподходящим для обозначения ослабления гнета захвата.

– Свобода от захвата указывает на некую неизменность. Я не думаю, что уместно говорить о ней в данном случае. Я думаю, это работает иначе, – объясняет Роеске. – Полагаю, мы устроены иначе. Не имеет значение насколько велики изменения, которые происходят внутри нас, мы никогда не избавляемся от того, что является подлинными частями нас. Мне кажется, что когда мы говорим «свобода» мы подразумеваем как раз такое избавление. Я думаю, лучше говорить об этом процессе как об освобождении. Тогда, что бы ни доминировало, будь то объект захвата или концепция захвата, оно перестает быть определяющей силой. Такое описание трансформации кажется наиболее точным.

Когда я попросил Роеске подробнее объяснить, в чем разница между свободой и освобождением, она сказала, что не считает свободу чем-то плохим.

– Я думаю, что ощущение собственного роста и развития является более приемлемым. И я думаю, что существует изменение в отношении человека к его эмоциональному опыту. Когда люди переживают трансформацию восприятия себя, нередко и их представление о собственной истории также переписывается. Те прошлые события, которые считались травмирующими или ужасными, могут стать основой переосмысления опыта. В этом случае переживания прошлого уже не кажутся такими пугающими. Они больше не являются запретными и не мешают человеку идти вперед, расти. Если мы что-то похоронили в себе, то это не значит, что мы избавились от него. Оно продолжает преследовать нас разными способами.

Никто никогда не бывает неуязвимым.

Возможно, самой сложной задачей в начале освобождения, как предпочитает называть процесс Роеске, является определение причины внутренней борьбы.

– Может показаться, что это просто. Но освободиться может не каждый, – подчеркивает Роеске. – Когда власть захвата распространяется на внутренний авторитет человека, ему может показаться, что существует только одно решение. Это объясняет непостижимость реальности, которая делает нас такими устойчивыми к изменению.

Часто люди не доходят до этой точки, пока боль, которую причиняет захват, не начинает угнетать их.

– Набраться мужества для изменения – это, пожалуй, самая сложная часть трансформации, она подразумевает добровольное погружение в неизвестное, – замечает Роеске. – Если мы скажем, что для этого вам нужно просто поверить в то, что все удастся, то поставим телегу вперед лошади. Вера следует за вновь полученным опытом, тогда как надежда – качество, которое предшествует.

Однако критическим моментом является риск, так как в этом случае мы открываемся для чего-то достаточно значимого – следовательно, и достаточно салиентного, – чтобы изменить укоренившееся восприятие.

– Требуется время, чтобы произошло истинное изменение шаблонов и переформирование, – предположила Роеске. – Пока, по неизвестным причинам, только немногие получают глубокое и непосредственное откровение. Для большинства путь к освобождению медленный, и трансформация представляет собой только оценку прошедших событий. Но не будет преувеличением сказать, что мир трансформируется для тех, кто освобождается от тисков захвата. Хотя изменения могут быть небольшими, по мере их накопления происходит революция во взглядах.

Но даже когда происходит столь кардинальное изменение взглядов, всегда существует возможность возвращения. Это значит, что давно устоявшиеся нервные паттерны сохраняются, даже когда образуются новые.

– Возможно, суть в том, что никто никогда не бывает неуязвимым, – говорит Роеске. – Когда люди проходят через восстановление, например посещая АА, когда они, бросив пить, поднимаются и начинают жить, – очень важно, чтобы они не прекращали программу. Причина не в том, что их трансформация была лицемерием; нет, сама природа зависимости проявляется так, что она сохраняется навсегда. Если не продолжать, если не прикладывать усилия в новом направлении существования и понимания, то будет наблюдаться постепенное возвращение назад, к первоначальным привычкам искать спасение в алкоголе и наркотиках.