Книга Баржа смерти (сборник) - Михаил Аранов

Гриша пришёл домой, пальто всё в грязи. Другой бы расстроился, а он смеётся:

«Бог не фраер, правду видит. Мне – орденоносцу собачью шапку носить не к лицу».

Надя сначала сильно огорчилась, а потом расцеловала Гришу. А Гриша всё ещё смеётся, но какая-то мрачная тень проступила на его лице.

– Гриша, что-нибудь ещё? – с тревогой спросила Надя, – они тебя обозвали нехорошо?

– Попробовали бы. Я бы их убил, – Гриша прячет глаза от жены. Желваки тяжело ходят у него на скулах.

– Всё равно, ты у меня самый лучший, – говорит Надя.

– А что? У тебя были и другие? – Гриша беззаботно улыбается.

– Ну, что ты несёшь! – Надя сердится. Она знает, что сейчас Гриша скажет: «Когда ты сердишься, ты просто прелесть».

– Ну, поморщи ещё лобик, моя прелесть, – слышит Надя. И ей хочется, чтобы Гриша говорил это ещё и ещё.

Надя уже окончила медицинский институт. Работает хирургом в Куйбышевской больнице на Литейном. И Гриша там – ведущий врач инфекционист. Заведующий отделением.

А вот что с шапкой? Гриша человек не гордый, поносит старую ушанку. Это он сам так про себя сказал. В больнице девчонки завидуют Наде. Конечно, не каждая дождалась с войны своего мужчину. А Клавка, врачиха с отделения, где Гриша заведует, такая ядовитая баба, одинокая. Так и сказала: что это твой в драной шапке ходит? Человек уважаемый, а одет – прости Господи.

В следующее воскресение Константин Иванович обещал с Надей и Гришей отправиться на барахолку. Его уж никто не обманет. Гриша смеется, мол, он специалист по тифозным вшам. А специалиста по шапкам лучше, чем тесть – не найти. Купили каракулевую шапку. Теперь Гриша как сворачивает с Невского на Лиговку, каракулевую прячет. Надевает воинскую ушанку. Просто смех и грех. И когда наша доблестная милиция разберётся с Лиговской шпаной? А ведь во дворах на Лиговке и убийства и грабежи бывают. Но у Гриши с Надей вход в дом с Лиговского проспекта. Это поспокойней. А теперь вот надо найти хорошего портного. И Грише костюм справить и пальто. Чтоб Клавка заткнулась. Хотя Гриша уверяет, что своими костюмом и пальто вполне доволен.

Был хороший портной. Он Константину Ивановичу до войны пальто зимнее пошил. Но дом, где жил портной, разрушен во время бомбёжки. И сам портной жив ли? Спросить уже некого.

Да, вот ещё: в году сорок пятом заходил Гриша на Садовую. Адрес – Садовая 12, квартира три надолго впечатан в голову. И память о расстрелянном лейтенанте Боброве жжёт нестерпимой болью. Соседи сказали: вся семья Бобровых погибла в блокаду.

Когда вернулись в Ленинград, Катя пыталась через «Ленсправку» найти адрес Сони Поспеловой. В «Ленсправке» старая тётка велела зайти через неделю, а деньги взяла сразу. Ну, деньги не такие уж и большие, но всё равно жалко, если отдала зря. Господи, когда жила с Костей, о деньгах и не думала. За последнее время в Кате первый раз шевельнулось что-то живое, связанное с мужем.

Зашла в «Ленсправку» через неделю. Тётка свое окошечко не удосужилась открыть. Хрюкнула в щель: «Софья Наумовна Поспелова – такой не значится». А вот сейчас будка «Ленсправки» на Садовой. Прежнюю с Невского – убрали. Девчонка сидит. Быстро полистала свои кондуиты и тут же Сонин адрес выдала. Оказывается Соня живет на Литейном, рядом с Куйбышевской больницей, где дочь с зятем работают.

Катя купила бутылку вина. Мускат «Массандра». Коробку конфет в Елисеевском.

Соня, как увидела в дверях Катю, бросилась к ней на шею. Обнялись, расплакались. Каждая говорит, что уже не надеялась увидеть друг друга живыми. Уселись за стол, и первый вопрос Сони был, почему без Кости. Что с ним? Катя поджала губы как-то нехорошо.

– И все-таки что с ним? – повторила вопрос Соня.

– Да что с ним сделается, – Катя отводит глаза, – в Ярославле, где были мы в эвакуации, спутался с бабой.

Катя видит удивлённый взгляд своей подруги, пожимает плечами.

– Седина в голову– бес в ребро, – безразлично говорит она. И почему-то ей не хочется, сообщать Соне, что баба, с которой «спутался» муж, спасла жизнь внуку.

– Такая смертельная пустота в душе, – Катя тяжело вздыхает.

– У меня в блокаду умерла мама. А вот я пережила это страшное время. Сейчас только работа меня и спасает. А ты что делаешь?

Катя будто не слышит вопроса Сони. Она видит Ивана молодого, красивого. Они идут по заснеженной улице Гаврилов-Яма. Новогодняя ночь. Соня хохочет. Но среди них нет Константина Ивановича. И это вовсе не смущает Катю. Ей страшно спросить Соню, что с Ваней? Она вглядывается в Сонино лицо, и ей кажется, что и Соня боится этого вопроса.

– Где я работаю, – безучастно произносит Катя, – в общем, случайные заработки. Полгода работала в детском саду. Потом РОНО направил меня в детский дом. Сирот обучать грамоте.

– А почему не в школу? Куйбышевское РОНО? Я же там работаю. Как же ты мимо меня прошла?

Катя растерянно улыбается. Пожимает плечами. Слышит уверенный голос Сони:

– Всё! Или ко мне в РОНО. Или в школу. Я всё устрою.

Соня разливает вино по рюмкам. «Твоё здоровье», – обращается она к Кате. Но Катя не успевает ей ответить. Дверь в соседнюю комнату с грохотом открывается. И на пороге возникает какая-то нелепая фигура старика. Седые волосы растрёпаны. На нём застиранное исподнее. Кальсоны с желтыми пятнами на штанинах. Старик безумными глазами уставился на Катю.

– Ваня, – неуверенно произносит Соня, – это Катя.

Иван криво усмехается. А Соня вдруг, словно, опомнилась. Вскочила из-за стола. Подбежала к нему. Увела в соседнюю комнату.

Катя закрывает глаза, а перед ней опять возникает эта жуткая сцена. Неужели это Ваня? Что же с ним сделали! Слёз не было. Было мертвое оцепенение.

Катя ждала подругу, кажется, целую вечность. Наконец, Соня вышла. Тихо проговорила: «Он вернулся полгода назад».

Катя тут же заторопилась домой. Продиктовала подруге свой адрес. Просила непременно её навестить. И уже на пороге спросила: «На работу уходишь на весь день. А он?»

С именем Ваня никак не вязался человек, которого она только что видела. Соня всё поняла. Сказала сухо: «Соседка днём приходит Ваню кормить».

– Сонечка, Сонечка, – вдруг прорвало Катю, – какой бы он не был. Главное – жив, – но что-то неожиданно остановило её горячую речь. Верно, мрачная мысль возникла в голове, – если не Ваня, может, и меня, и Константина уже на свете не было бы, – говорит она обречённо.

Помолчала. Доверительно обняла Соню. «Соня, а доносы на Костю – Павлина Зуева? Её рук дело?» – спросила она.

– Катя, давай присядем, – устало произносит Соня.

Подруги вернулись в комнату. Катя с тревогой ждёт, что скажет ей Соня.

– Мне не очень хочется возвращаться к тем далёким дням, – Соня тяжело вздыхает, – но скажу тебе откровенно. Тебя бы не тронули. Забрали бы только Костю. А доносы писал, Петрушкин Николай Семёнович. Помнишь такого?