Книга Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоанн Флетчер

Что касается Цезариона, то он находился в самых надежных руках, ибо живая Исида считалась первой среди божеств-покровителей медицины и способной исцелить от всего, начиная от змеиных укусов и заканчивая слепотой. В птолемеевские времена жрецы Исиды являлись практикующими врачами, знавшими наизусть состоящий из шести частей медицинский трактат по анатомии, патологии, хирургии, фармакологии, офтальмологии и гинекологии. Собранные вместе в виде храмовых текстов, они назывались «Книгой Тота». Богиню звали на помощь заклинанием многовековой давности: «Исида, великая чарами, исцели и избави меня от всего дурного и порочного, что исходит от Сета, огради меня от смертельных недугов, как ты спасла и освободила своего сына Гора»[387]. Изобретение лекарств Исидой также признавалось классическим миром, где прописывали названные ее именем лекарства от кровотечения, головной боли, язв, ушибов, переломов и укусов.

Клеопатра мобилизовала все свои силы, когда в 43 году до н. э. опять уровень подъема воды в Ниле был недостаточно высокий. Из-за того что снова нависла угроза голода, пришлось перераспределять огромные запасы зерна из царских хранилищ Александрии, между тем как меры по борьбе с голодом, принятые эпистратегом Каллимахом в Фивах, оказались настолько эффективными, что в его честь устанавливались статуи и устраивались празднества. Чтобы не допустить растрачивания запасов, хранившихся в храмах, Клеопатра направила строгое предупреждение сборщикам налогов, что они будут наказаны, если нарушат ее распоряжение, по которому храмы освобождались от податей.

Разлив Нила в 42–41 годах до н. э. также не оправдал ожиданий, и смертность от болезней стала такой высокой, что советник Клеопатры по вопросам медицины Диоскурид Факас начал проводить исследования бубонной чумы. Сама Клеопатра продолжала работать на более эзотерическом уровне, пытаясь успокоить гнев богини-львицы Сехмет, «повелительницы чумы», как это видно на стеле без текста с изображением царицы, скорее всего Клеопатры, играющей на систре, чтобы успокоить богиню, насылающую чуму на людей, в присутствии Хеки, абстрактного божества магии.

В 42 году до н. э. в возрасте всего тридцати одного года умерла Таимхотеп, жена мемфисского верховного жреца Пшеренптаха, и эта смерть не была случайным стечением обстоятельств. После бальзамирования ее тело поместили в фамильном склепе в Саккаре и установили большую надгробную стелу с эпитафией, написанной братом усопшей Хоремхотепом и самой пространной из всех известных в Египте. Покойница наставляла мужа: «Не увлекайся вином, не предавайся чревоугодию, не напивайся и не прелюбодействуй — будь весел и повинуйся своему сердцу днем и ночью»[388]. Вместе с ее словами на стеле высечены рельефные изображения Таимхотеп, поклоняющейся Исиде и Осирису, Гору и другим богам, в том числе быку Апису, и это «вероятно, наиболее замечательные рельефы с изображением частного лица из тех, что когда-либо выполнялись в птолемеевский период»[389].

Как видно, подданные Клеопатры могли обращаться к лучшим мастерам, и примером расцвета египетского искусства служит такой шедевр, как огромная скульптурная голова из черного диорита, по-видимому, Пшеренптаха, и прекрасно высеченная из зеленого сланца статуя миловидного молодого египтянина с вьющимися волосами. Великолепная бронзовая статуэтка Гора, выполненная в греческой манере в Александрии с таким мастерством, что даже превосходит по качеству скульптуры царей, скорее всего изображает Цезариона. В Неаполитанском музее хранится изумительной красоты чаша «Tazza Farnese» из индийского сардоникса с камеей, изображающей Нил в виде мужского божества, держащего рог изобилия, вместе с Исидой, увенчанной царской диадемой и непринужденно прислоняющейся к голове сфинкса, а также Гором, несущим мешок с зерном.

Эта аллегория вполне понятна: Клеопатра-Исида и Це-зарион-Гор объединяются с силами Нила, чтобы вернуть Египту столь необходимое плодородие. Но то, что Клеопатра представляла своего сына как Гора, мстящего за отца Осириса, содержало завуалированную политическую мысль: мысль об отмщении. И поскольку Клеопатра готовила Цезариона к исполнению сыновнего долга и занятию места отца, их обоих затянуло в приближающийся вихрь событий, которые принесут Древнему миру кровопролитие.

Как и предсказывал Цезарь, его убийство стало причиной новой гражданской войны. За убийцами охотились два человека, соперничавшие друг с другом за право быть преемниками. Это его заместитель Антоний, поддерживаемый войсками и деньгами Цезаря, и приемный сын и наследник Октавиан, вернувшийся из Македонии в начале мая, чтобы принять новое имя перед сенатом. Естественно, Октавиан потребовал деньги, оставленные ему Цезарем, но Антоний, решительно настроенный удержать власть в своих руках, отстранил его.

Эти двое разнились по темпераменту, идеологии и, конечно, внешности. К тридцати девяти годам Антоний был в расцвете сил. «Он обладал красивою и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели»[390]. Это описание не имеет ничего общего с некоторыми его портретами на монетах, цель которых состояла не столько в том, чтобы передать внешнее сходство, сколько подчеркнуть определенные качества человека. Его враги считали весьма странным то, что ему нравилось одеваться, как Геракл, а подражание Александру им казалось противоречащим нормальному римскому поведению, как и поклонение Дионису, этому восточному богу «мужской извращенности».

Чем больше Антоний красовался в экзотических, если не сказать вызывающих сомнение нарядах, тем чаще его соперник Октавиан появлялся в одеждах Аполлона и Марса. Мысль о вооруженной борьбе вызывала у него отвращение. Чтобы скрыть свою худощавую фигуру, он надевал под тогой несколько пар нижнего белья. Он даже «башмаки подбивал толстыми подошвами, чтобы казаться выше»[391]. Говорили еще, что «росту он был невысокого, но это было заметно лишь рядом с более рослыми людьми»[392], поэтому он старался по возможности держаться подальше от высокого Антония.

Октавиану явно «недоставало шарма и щегольства и тем более мужественности Марка Антония. Хилый, болезненный, малодушный — такой тип человека легко узнаваем, как и беспощадность, которая часто идет рука об руку с малодушием. Что вызывает восхищение, так это моральная смелость и быстрое восприятие реальности»[393]. Недостаток воинственности и отваги с лихвой компенсировался острым политическим умом, полным отсутствием угрызений совести и невероятно удачным наследием.