Книга Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

До сих пор не существует философского или доктринального консенсуса по поводу определения прав. «некий туман окутывает понятие прав человека», — признает юрист Жан Риверо27. И действительно, какую ценность несут в себе права: изначально присущую, абсолютную или инструментальную? Должно ли право осуществляться без учета всех остальных обстоятельств или оно может быть оспорено? является ли право властью или привилегией? Кто разрешает пользоваться этими правами и кто обеспечивает им иммунитет? Много вопросов и ни одного ответа.

Многочисленные критики прав приписывали им не толь­ ко туманный, но и противоречивый характер. Так, Ипполит Тэн писал по поводу Декларации 1789 г.: «Большинство статей являются метафизическими догмами, абстрактными определениями, аксиомами более или менее буквалистски­ ми, т. е. более или менее лживыми. Они достаточно пусты и противоречивы, наполнены многочисленным смыслами, которые зачастую противоположны друг другу. Эти статьи предназначены скорее для утяжеления аппарата, чем для эффективного употребления, они составляют декор, бесполезный, напыщенный и громоздкий»28. Подобные оценки можно встретить и у других авторов Контрреволюции.

То, что всегда существовали разногласия по поводу значения и содержания прав человека, неоспоримо. Так, напри­ мер, статья 2 Декларации прав 1789 г. устанавливает «право на сопротивление угнетению», рассматривая его как священное и неоспоримое29. В противоположность этому Кант оспаривал правомочность этой статьи и доходил до того, что проповедовал обязательное подчинение диктатуре. Этот тезис он мотивировал тем, что любое право может основываться только на законе, в то время как любой закон пред­ писывает подчинение исполнительной власти государства (здесь естественное право оборачивается правом позитивным)30. Декларация 1789 г., вполне в согласии с Локком, рас­ сматривает право собственности как «священное и неоспоримое», но Декларация 1948 г. остерегается возобновлять эту формулировку. Большинство защитников прав чело­ века разделяют Государство и народ, что необходимо для защиты прав меньшинств, но такой теоретик государства и права, как Ганс Кельсен, категорически выступает против такого разделения. Принцип неправомочности обратной силы закона, возведенный в 1789 г. в ранг непреложного, был оставлен в наше время, когда стали преследовать за «преступления против человечности». Декларация 1776 г. в числе других неотъемлемых прав заявляет «право на выражение взглядов», но Декларация 1789 г., принятая на другой родине прав человека, во Франции, такого права не со­ держит, мотивируя это тем, что есть такие взгляды, которые недостойны выражения. В США разрешено продавать свою кровь, тогда как французские законы запрещают любые контракты по продаже органов человеческого тела и их производных. Этот список можно продолжить.

Права человека также часто противоречат друг другу. Это нередко случается, когда вступают в противоречие позитивные и негативные свободы. например, право на труд вступает в противоречие с правом на собственность и правом на свободное предпринимательство.

Французский закон 1975 г. защищает право на аборт, однако свод законов по биоэтике, одобренный национальной Ассамблеей 23 июня 1994 г., запрещает эксперименты над эмбрионом, основываясь на «уважении к человеческому существу с момента начала жизни». Если эмбрион не является человеческим существом, непонятно, почему над ним нельзя экспериментировать, если же он таковым является, непонятно, почему его можно убивать абортом.

Как в таких условиях отделить истинные права человека от ложных, как помешать им превратиться в общее место, в нечто меняющее свой смысл и вечно приспосабливающееся к обстоятельствам? Жан Риверо замечает в свою очередь, что «главным парадоксом развития прав человека на протяжении двух последних веков является, несомненно, противоречие между исчезновением их идеологических кор­ ней и поступательным расширением их содержания и значимости на универсальной шкале»31. Другими словами, чем больше распространяется дискурс прав человека, тем более растет неясность относительно их природы и их основ.

Вопрос об основах прав человека приобрел в наше время особую остроту. Действительно, только в недавнее время, по выражению Марселя Гоше, «права человека сошли с книг в реальность для того, чтобы эффективно делать историю»32. начиная с XIX в. распространение теории прав человека было замедлено, если не приостановлено, триумфальным шествием историцистских теорий, а затем революционных доктрин. Мыслить в терминах исторического движения, в терминах прогресса, значило релятивизировать значение права. Одновременно пришествие исторических времен дискредитировало вневременную абстрактность «естественного состояния», из которого вытекала концепция прав человека. Очень логично, что триумфальное шествие прав человека совпало по времени с падением тоталитарных ре­ жимов, провалом революционных ожиданий и кризисом всех представлений о будущем, в особенности идеи прогресса.

Исторически права человека начиная с 70­-х гг. противопоставлялись советской системе. После краха последней (падение Берлинской стены в 1989 г. судьбоносно совпало с двухсотлетием принятия Декларации прав человека) они стали использоваться как для диффамации любых режимов и политических практик, особенно в странах Третьего мира, так и для установления новых политических моделей, национальных и международных. европейский союз отводит им в своей конституции первостепенное значение33. Это совпадает по времени с усилиями таких авторов, как Ролз, Хабермас, Дворкин, дать политическому сообществу «правовое основание»34.

В своей канонической версии, у Гоббса, как и у Локка, теория прав «исходит из рационализации мифического на­ чала. Она исходит из того, что прошлое — это естественное вневременное состояние, по ту сторону истории, и проецирует в это прошлое образование идеального политического тела»35. Можно охарактеризовать эту попытку как когнитивно­описательную. Согласно такому взгляду, люди заслужили обладать этими правами только на том основа­ нии, что они являются людьми. Индивид владеет правами исходя из своего природного состояния, не сообразуясь с внешними обстоятельствами.

Подобное обоснование ярко проявляется в двух базовых текстах, посвященных правам человека. Американская Декларация независимости провозглашает, что «все люди сотворены равными» и наделены (endowed) Создателем неотъемлемыми правами. Декларация 1948 г. в первой статье объявляет, что «все люди рождаются равными в своих правах и достоинстве и наделенными разумом и сознанием». Таким образом, права человека являются неотъемлемыми и неоспоримыми, потому что они природны и врожденны.

Сегодня многочисленные защитники прав человека до сих пор придерживаются подобной логики. Фрэнсис Фукуяма утверждает: «Всякая серьезная дискуссия о правах человека должна основываться в последней инстанции на видении целей и смысла человеческого существования, которые, в свою очередь, почти всегда исходят из человеческой природы»36. Согласно ему, «только существование единой человеческой природы, разделяемой всеми жителя­ ми Земли, может служить, по крайней мере в теории, основанием, на котором должны базироваться универсальные права человека»37. Вот почему он является сторонником «языка прав» (rights talk) как «наиболее общего и наиболее простого для понимания всеми жителями планеты». Он добавляет, что дискурс прав человека ценен потому, что все люди имеют одни и те же предпочтения и что «они в конечном счете одинаковы»38. Эту логику мы находим у консерваторов Эрика Мака, Тибора Р. Мэхена39, Дугласа Мак­ Уйла, Дугласа Расмуссена и даже в либертарианском объективизме Эйн Рэнд.