Книга Как Китай стал капиталистическим - Нин Ван

Согласно Дэн Сяопину, Третий пленум ЦК КПК 11-го созыва 1978 года инициировал аграрную реформу, а Третий пленум 12-го созыва, состоявшийся в 1984-м, – индустриальную. Однако ни одно из этих утверждений не выдерживает критики. После смерти Мао власти приступили к проведению экономических реформ и решили открыть государственные предприятия для внешнего мира. Программа «скачок вовне» предназначалась для тяжелой промышленности. После ее завершения в центре внимания правительства оказалось «оживление госпредприятий». К 1984 году промышленная реформа уже находилась на стадии реализации.

В соответствии с официальной версией 1984 год стал отправной точкой «всеобъемлющих городских реформ»[219]. Таким образом, все преобразования в городах и промышленности до 1984 года понижаются в статусе: их относят к разряду «испытаний» и «подготовительных работ»[220]. Такой государственно-центричный подход игнорирует подъем волостных и поселковых предприятий, а также возрождение индивидуальной занятости и частного предпринимательства в китайских городах: поскольку оба вида деятельности оставались за пределами государственного сектора, их просто не принимали во внимание. Но волостные и поселковые предприятия и частные предприниматели в городах были пионерами промышленной и городской реформ, создавшими динамичный, неподконтрольный государству частный сектор.

4

Существование двух различных реформ в период перехода китайской экономики на рыночные рельсы наиболее отчетливо проявилось в конце 1970-х – середине 1980-х годов. После XIV Всекитайского съезда КПК в октябре 1992 года, когда социалистическая рыночная экономика была официально объявлена главной целью китайских экономических преобразований, частный сектор и рыночные силы, возникшие в экономике в основном благодаря периферийным революциям, получили политическое признание. Неприметные экономические агенты, существовавшие на периферии экономики, постепенно превращались в опору нарождавшейся социалистической рыночной экономики. Идеологическая враждебность по отношению к «народным» реформам вскоре сошла на нет. Тем не менее на протяжении 1990-х годов и далее рыночные преобразования отличались двойственностью: реформа под диктовку Пекина шла по одному пути, инициированная «снизу» – по другому. Наличие второго, проложенного инициативами на местах пути развития экономики и его уникальная первопроходческая роль в осуществлении рыночных реформ в Китае с особой силой дали о себе знать в таких процессах, как становление фондовых бирж в Шэньчжэне и Шанхае в начале 1990-х годов, приватизация государственных предприятий и разрастание промышленных парков с середины 1990-х.

Учет двух различных реформ не только помогает составить адекватное представление о китайской экономической реформе (по крайней мере избежать некоторых фактических ошибок, часто встречающихся в специальной литературе). Он позволяет лучше понять природу рыночных преобразований в Китае: в частности, предоставляет возможность исследовать два наиболее загадочных аспекта реформы – необычайную скорость трансформации и переход к капитализму при содействии Коммунистической партии Китая.

Стивен Чунг в своем оригинальном исследовании пишет, что стоимость институциональных изменений складывается из двух составляющих – из издержек сбора информации об альтернативных институциональных механизмах и издержек переговорного или принудительного процесса введения изменений, особенно в том случае, если надо добиться согласия членов общества, интересы которых могут пострадать от нововведений (Cheung 1982). Именно эта простая, но мощная аналитическая конструкция наряду с проницательными, но бессистемными наблюдениями за ходом преобразований в Китае после смерти Мао Цзэдуна позволили Стивену Чунгу сделать вывод, что Китай, безусловно, движется в сторону капитализма. Несмотря на аналитическую ясность и логическую строгость, эта конструкция имеет один недостаток. Она трактует общество как однородное образование, а институциональные изменения – как разовое событие, которое одним махом переворачивает все общество, заменяя худшие институты лучшими. 20 лет спустя значительная часть литературы по общественным наукам продолжает рассматривать институциональные изменения под тем же углом зрения[221] – как будто не существует таких понятий, как процесс и время[222].

Такой статичный анализ институциональных изменений, как и сравнительный статичный анализ в экономике, направлен в большей мере на конечный результат или конечную точку этих изменений, чем на сам процесс. Институциональные изменения в Китае, стране гигантских размеров и удивительного регжонального разнообразия, редко случаются одномоментно. Напротив, они происходят постепенно и неравномерно. Поэтому мы должны рассматривать институциональные изменения как процесс во времени и пространстве. Последуют ли за первыми переменами другие, в иных регионах, – зависит от того, как воспримут акторы в этих регионах результаты первых изменений, как оценят они новые возможности и ограничения, с которыми придется столкнуться. Таким образом, довольно сложно предсказать, смогут ли первые институциональные изменения набрать силу и окончательно закрепиться или же их встретят в штыки и отвергнут. В этом процессе развития институтов государство выступает как мощный источник неопределенности – в силу своей регулирующей роли и способности в принудительном порядке изменять расходы, стимулы и набор возможностей, с которыми имеют дело другие акторы.

Бенджамин Франклин заметил, что великую империю, как большой торт, легче всего обрезать по краям. Насколько оправдана эта логика в отношении периферийных революций в Китае, во многом определяется двойственным характером реформы. Признание одновременного существования двух реформ позволяет проследить взаимосвязь между ними на протяжении длительного периода времени и изучить взаимодействие конкурирующих идей. Благодаря этому мы сможем проследить за эволюцией во взглядах китайского руководства – прежде всего за тем, как менялось его отношение к социализму, рынку и частному сектору. Как отмечалось выше, перемена во взглядах по большей части представляла собой адаптацию к стремительно меняющейся экономической реальности: неудача с реформой госпредприятий заставила власти пересмотреть свое отношение к реформе в частном секторе. В свою очередь это позволило расширить границы при проведении экономической реформы как в частном, так и в государственном секторе.