Книга Расшифрованная "Илиада" - Лев Клейн

4. Очистка текста. Теперь можно заняться текстологическим исследованием песни внутри этих пределов. Что здесь чуждо контексту?

А. Психологическая подготовка поединка. Первое появление Приама на стене града, чтобы узреть приближающегося Ахилла, излишне и не держится. Оно более понятно, если рассматривать его как отражение второго пассажа с Приамом на стене, потому что служит подготовкой эпизода с Аполлоном и Агенором, а ни к тому ни к другому Приам не имеет никакого отношения. Зато второе появление Приама на стене вполне логично: при виде Ахилла он начинает уговаривать Гектора укрыться в городе, и ему вторит Гекуба — это естественное введение к размышлениям Гектора в пред дверии поединка и образует с ним один эпизод (XXII, 25-130). Стенания Приама и Гекубы хорошо оттеняют решимость Гектора противостоять Ахиллу.

Однако весь этот эпизод, рисующий Гектора полным «несмиримого мужества» (XXII, 96), не очень вяжется с дальнейшим текстом, где со слов «и взял его страх» (XXII, 136) начинается рассказ о его бегстве от Ахилла.

В самом деле, эпизод легко вычленяется: перед ним (если удалить эпизод с Агенором) стоят строки о Гекторе, который остался ожидать Ахилла у ворот, «как скованный гибельным роком» (XXII, 5-6), а после этого эпизода сказано: «Так размышляя, стоял, а к нему Ахиллес приближался, грозен, как бог Эниалий...» и т. д. (XXII, 131-132). Нетрудно представить, что слова «Так размышляя» заменили какое-то другое выражение, и весь текст гладко смыкается {Leaf 1902: 428), оставляя вне повествования весь эпизод психологической подготовки к поединку (со стенаниями родителей и монологом Гектора).

На это удаление значительного куска текста решаются не все критики. Поскольку критики осознанно или неосознанно придерживались эстетических критериев «подлинности», т. е. исконности гомеровского текста (Гомеру надлежит быть совершенным), а эпизод содержит ряд красивых, трогательных мест, в целом он не вызывал подозрений.

Но отдельные его места все же не избежали нареканий. Удаляли из речи Приама картину грядущих бедствий его семейства (Fick 1886: 89-91) — уж очень пророчески и подробно рисовал Приам то, что уместнее было бы описывать в киклической поэме о гибели Илио-на и что, вероятно, оттуда и взято (XXII, 66-76). К тому же в удаляемом отрезке содержится пассаж о собаках, которые будут терзать срам старика, а в этом пассаже видят сходство с элегией Тиртея (X, 21). Одни трактуют пассаж как подражание Тиртею (поэту VII века до н. э.!), другие, оспаривая это, считают, что, наоборот, Тиртей здесь использовал гомеровский образ (Wilamowitz 1920: 95-97, Апт. 1).

В монологе Гектора многие критики удаляют вторую часть, где Гектор предается колебаниям — не сложить ли оружие и не сдаться ли на милость Ахилла {Fick 1886: 11-12, 89, 513). Эта часть монолога противоречит первой части, где Гектор твердо готовится сразиться и думает о стыде, ожидающем его, если он отступит. Было бы не так странно, если бы помыслы о сдаче помещались перед размышлениями о стыде, а эти размышления сметали бы страх, но после них такой поворот монолога выглядит неестественным для героя, особенно для эпического героя. Существенно и то, что в этой части монолога содержится повторение тех условий прекращения войны, которые обсуждались в песни III и в конце УП, — выдать Елену вместе с похищенными у Менелая сокровищами и добавить к этому троянские богатства. Коль скоро тексты Ш и VÜ книг представляют собой большую вставку в поэму, вставкой надо признать и эту часть монолога Гектора.

По отношению к «Ахиллеиде» эта часть монолога также выглядит поздней: Гектор подробно перечисляет в уме доспехи, которые надо бы отдать Ахиллу, чтобы его умилостивить, — совершенно неординарный помысел! Но он резонен, если это доспехи самого Ахилла, перешедшие к Гектору от Патрокла. А если так, то эта часть монолога предполагает в поэме и «Патроклию», и уже с подменой доспехов.

В первой, героической, части монолога подразумевается из предшествующих событий лишь вечернее совещание троянцев в XVIII песни (XVIII, 243-314) по поводу предстоящего после гибели Патрокла возвращения Ахилла к боям. На том совещании Полидамант предлагал укрыться всем в городе и выдерживать осаду за крепостными стенами, а Гектор его за такой совет бранил и гордо обещал выйти навстречу Ахиллу. Вот предстоит эта встреча, и Гектор понимает, что Полидамант был прав, но теперь, после того, что Гектор тогда при всех наговорил ему, отступать было бы мучительно стыдно. Это рассуждение не совсем согласно с безоговорочной решимостью Гектора, объявленной перед его монологом. Поэтому Т. Берг изымал из текста песни и эту, первую, часть монолога, т. е. удалял весь монолог (Вег^к 1872: 636-637). Во всяком случае, получается, что монолог этот не мог войти в поэму раньше «Патротслии».

Но, повторяю, есть достаточно оснований заподозрить в позднем характере и удалить весь большой кусок с горестными монологами Приама и Гекубы и размышлениями стойкого Гектора — всю психологическую подготовку поединка.

Б. Боги в описании погони. Еще одна крупная вставка встречает нас в описании погони Ахилла за Гектором. Только повествование о погоне подошло к самому напряженному моменту, оно прерывается для большой вставки, изображающей сцену на Олимпе: Афина отправлена к Ахиллу, и Аполлон отбыл к Гектору. Весь рассказ о богах идет после сообщения о том, как в погоне оба героя сделали три круга, причем рассказ о богах занимает следующие 42 строки (XXII, 166-207), и только после него следует продолжение текста о трех кругах в погоне: «Но лишь в четвертый раз до Скаман-дра ключей прибежали...» (XXII, 208) Эти 42 строки, разрывающие текст о погоне, — конечно, вставка. Есть очень веское подтверждение этому. Упустив из виду, что в предшествующем тексте герои уже сделали три круга и что больше кругов не было (в последующем тексте ведь подведен итог: «в четвертый раз»), во вставном тексте все-таки говорится о новом круге: Гектор (это уже после трех кругов), «сколько он раз ни пытался», пробегая у Дарданских ворот, укрыться под защиту обстрела со стены, Ахилл всякий раз его отгонял в поле (XXII, 194-198). Так что вставка здесь несомненна, и разорванный ею текст надо сшить {Bernhardt 1873: 23-24; Leaf1902: 428).

Кроме того, во вставке Афина увещевает Зевса не препятствовать судьбе — дать Гектору погибнуть, и Зевс соглашается с ней. Между тем вне вставки, сразу же за ней, повествуется, как Зевс прибег к взвешиванию кер (демонов смерти) обоих героев, чтобы решить, кому из двоих суждено погибнуть. Зачем же решать, коль скоро в диалоге с Афиной он это уже решил! (Fick 1886:14)

Полустишие об удалении Аполлона от Гектора (XXII, 213) и, возможно, стих об Аполлоне в речи Афины (XXII, 220), видимо, тоже надо считать вставными: с изъятием сообщения о прибытии Аполлона теряет смысл и упоминание о его удалении {Niese 1882: 103). Певец задает риторический вопрос: «Как бы и мог При-амид избежать от судьбы и от смерти, если б ему... Аполлон не явился?» (XXII, 202-203) Вопрос был бы уместен, если бы Гектор на сей раз избежал смерти. Но ведь он же не избежал! Стихи были всунуты в место, к которому они попросту не подходят. Да и весь визит Аполлона выглядит очень пустым: бог «укреплял Приамиду и силы, и быстрые ноги» (XXII, 204), но ничего более конкретного не сделал и, что для эпоса существенно, не изрек. Это поражает никчемностью, особенно в сравнении с активной деятельностью Афины, и свидетельствует о случайности и искусственности визита Аполлона. Он возник лишь как параллель деяниям Афины. Афина помогает Ахиллу, надо же и к Гектору его покровителя приставить.