Книга ХЗ. характер землянина - Оксана Демченко

– Шарпик, Шарпуша, – жалобно позвала я.

Нет ответа. Похоже, он опять в стратосфере. Хотя это для обновленного Утиля понятие несущественное.

Я кое-как поднялась, постанывая и растирая больную шею больными руками. Суставы опухли, кожа до локтей сожжена и потрескалась. Нити катализаторы холодные и растут в питательном растворе, довольно вредном для человечьей кожи. Десять дней мои руки это сортировали без всякой медпомощи, даже экстренной… Или двадцать? Не знаю. Спросить не могу, мне об тех днях и вспомнить – жутко. Остаточная рефлекторная неприязнь к Максу еще шевелится навроде символической медицинской змеи, которая капнет именно ядом, что ты ей ни толкуй о безысходности и выживании.

Когда в глазах посветлеет, я смогу собой гордиться. Мы отсортировали то, что требовалось. Для проекта Макса простейшие разобрали треть города и взрыли недра планеты на глубину, мне не понятную. Шарп наловил и прибуксировал из космоса особо ценные камушки. Макс проконтролировал взращивание – это теперь очень важное слово. Затем Макс вырубился, напоследок велев мне сформировать годный для голосовых связок гуманоида понятийный аппарат нового знания.

Ха. Нашел эксперта. То есть у него не было вариантов. Хш-ццц-с – это скрученное надлежащим образом монокуюкное волокно, оно же росль. Я знаю, я одна кроме Макса. Шарп более-менее понимает. У него запись всех шипелок, и еще у него право составить словарь. Первое понятие там – росль, моя придумка, могу гордиться. Исходник понятия в наречии Эша, более универсальный – цц-вф-хш. До высоты в три километра над грунтом эта штука отныне именуется росль. Где росль, там неповрежденная трехмерность. Выше росль переходит в странство, мерность которого более или менее ш-фф-цц… Черт, я не могу вместить смысл, значит, не могу составить нужное слово. В общем, выше росль сплетается в полную хрень. А еще выше вообще не могу сообразить, во что. Но няня Тиа счастлива.

Росль похожа на траву, а вернее на водоросль, от которой я и начала строить название. Сказала – неборосль, Шарп погудел, укоротил ненаучное «небо». Осталась росль. Она изумрудно-зеленая с переливами в сизый и серебряный. Росль поднимается из почвы тонкими прядями, образует арки, колонны, шары и гроздья. Росль у грунта ощущается пальцами, если стараться прощупать, желательно зажмурившись для концентрации внимания. Выше росль видна, но проницаема. Когда я в очередной раз вернулась к сортировке после обморока, росль уже дошла в развитии до высоты километра, и я сразу во весь голос переименовала Утиль. Он стал – красивый! Он такой… Он потрясающий. Ради этого стоило гнуть спину и убиваться на сортировке того, не пойму чего – но из него простейшие и свивали основу росли.

Теперь планета официально, во всех приказах Макса, именуется Сад Тиа. Над нами феерически красивое солнышко, оно играет сотнями радуг в слоях росли. Наш город, во многих местах разобранный до грунта, стал похож на горный массив золотисто-бурого оттенка. Сейчас простейшие делают глобальную перепланировку жилья и встраивают окна в открывшиеся фасады километровой вышины. За панорамным остеклением трепещет росль, взблескивает в свете дня и слабо светится серебром в ночи.

Росль обладает способностью накапливать и трансформировать куюкность. Пока ей маловато энергии, но росль эффективна до того, что сам Макс доволен.

Говорят – но я не верю даже Ливси – что именно я шмякнула в голову Максу сырой ком идеи росли. То есть меня шарахнуло знаниями Эша, я перепасовала, Макс словил перегрузку мозга, но до того все же составился план авральной модернизации планеты. Я не верю в свою причастность к процессу, чтобы верить в его результат. Ведь если план мой, он неизбежно искривится до неузнаваемости. Проверенно личным опытом навигации…

– Шарпушечека! – я льстиво усложнила имя и задумалась над новыми вариантами.

Не нужны, он уже гудит издали. Снижается. Грохнул, взвизгнул стабилизатором об пол – резковато шлюзанулся, и вообще он тот еще лихач. Явился в проеме двери, приблизился на безопасное расстояние. Он горячий, аж не дотронуться. Весь в светящихся следах, высотная росль их оставляет на любых аппаратах. Держатся часа два, а то и дольше. Красиво. Говорят, немного вредно, но пока Ливси не смог установить доподлинно, как эта штука воздействует на живые организмы. Неживые она необратимо вырубает, если их не модифицировать. Пока в Саду всего три аппарата класса «рит» могут летать сквозь росль. Шарп первый научился.

– Отчет! – гордо сказал Шарп. – До точки стыковки с потоком плазмы семьдесят шесть минут тридцать секунд. Снял параметры среды. Снял параметры потока плазмы. Снял параметры ш-цц-сх.

Опустился на пол и замер. Намекает, что надо продолжить уродовать знание Эша терминами моего изготовления. Методику обзывания мы с Шарпом упростили до безобразия. И прямо сейчас ее применим. Я легла на теплый коврик и закрыла глаза. Шарп прокрутил запись термина в произношении Макса – ш-цц-сх. Я напряглась и стала выбрасывать из мозга ассоциации, все подряд и без разбора – так выбрасывают из окна шмотки при разводе.

– Тормозуха, юз, парашют, бампер, стоп-кадр… эээ… кердык, абзац.

– Юз, – выбрал Шарп.

Он редко вслух повторяет термин, выбранный из моих вариантов, только когда очень нравится. Я вслушалась. Неплохо вышло, правда. Даже звучание малость похожее на исходник.

– Шх-шх-ццц-фшш, – протранслировал Шарп знакомый мне бас.

– Бл… муха. Ёперный театр. Отмена. Сотри это. Крути шарманку заново.

Пришлось зажмуриться потуже, слушая еще раз «шх-шх-ццц-фшш». Ох, какое оно бесчеловечное, знание Эша! Не выживают ассоциации. Только дико, неконтролируемо атипичные сами прут, пеной. Я порой боюсь того, что выговаривается вслух. Ведь оно сочтется термином. Род людской в его земной версии опозорен во веки вечные. Хорошо хоть, род людской об этом узнает очень, очень нескоро и отомстить мне «заживо» не успеет. Авось, я везучее Кощея и смерть свою найду не так далеко. Как там Саидка? Как там Гюль?

Не буду отвлекаться, Шарп шипит новое слово. Отвечаю, стараясь себя не слышать и контролируя только мат.

Сегодня у меня с терминами совсем паршиво. Еще бы! Вот-вот затикает последний час перед долгожданной катастрофой. Солнышко в нас плюнуло со всей дури, его спровоцировали граждане фашисты и зоны СС, оно не виновато. Сейчас неотвратимый плевок летит и шипит, интенсивность Шарп уже замерял, соответствует прогнозу. Он добрый, порылся в моих ассоциациях и вчера посчитал для понятности «катастрофу» в эквиваленте термояда. Вроде, обменяйся мы, россияне, со Штатами всем, что у нас есть, было бы куда пожиже.

– Макс! – шепотом зову, нет сил уже ждать.

– Семь минут до отбытия в центр управления, – несколько посаженным от усталости, но по-прежнему авторитетным и ровным голосом отзывается интрал. – Сима, вы паникуете?

– Нет еще. Через семь минут начну. По плану.

– Разумно. Вы помните свое место оп расписанию сегодняшнего дня?

– Люк в ЦК в метре от моей печени. Вот облучит нас, и стану я как Брежнев с бровями или как Ленин с лысиной. Варианты, блин… исторические. Макс, а можно я отсюда посмотрю салют?