Книга Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963 - Барри Майлз

Брайон постепенно заменил Биллу Аллена и вот уже несколько лет занимался его делами, выполняя ту же роль, которую играл Аллен, — роль издателя, друга и советчика по деловым вопросам. Брайон страшился неизбежного приезда Аллена, а поскольку Биллу все равно надо было уехать из Франции, потому что его трехмесячная виза истекла, Брайон привел Биллу убедительные доказательства того, что он должен поехать в Марокко, а не, как обычно, смотаться на один день в Брюссель. Тогда Брайон сам сможет объяснить Аллену «разрезки», чтобы тот верно понял, над чем работает Билл. Билл согласился. Для него «разрезки» были чем-то, что стояло над условностями, почти что новым видом психотерапии, способом, который помогал видеть вещи так, как они есть, без какой-либо ностальгии и сентиментальности. В письме к Аллену, с объяснением своей работы над «Мягкой машиной», он писал: «Здесь „боль“, это боль от того, что ты все знаешь. И это не мистическое „великое знание всего“. Я говорю о том, что ты постоянно понимаешь все, что происходит вокруг. Смотри вокруг, а не вовнутрь. Не разговаривай с самим собой. Не занимайся самоизучением. Ты не пуп земли, оторвись от себя. Смотри в космос. Что значит: брось все привычки. Слово привычка. Привычка к себе, к своему телу. Брось джанк и живи без него. Знание всего, что происходит, равно знанию о том, что такое мировая боль равно „разрезке“».

«Разрезки» изменили Билла. Ему стало казаться, что понять, что на самом деле говорит человек, можно, только «разрезав» его слова и постигнув их тайный смысл. После того как он долго работал со словами, фотографиями и магнитофонными записями, он стал применять эту технику и по отношению к людям, он «разрезал» своих друзей и случайных приятелей, чтобы понять «кто же они такие», кто они на самом деле или, что еще более важно, чьи приказы они выполняют. Его глубокий интерес к сайентологии и специальность по антропологии, полученная в Гарварде, способствовали тому, что Билл смог отделить себя от старых друзей и холодно и методично «разрезать» их, что ужаснуло Гинзберга, когда они в конце концов все-таки встретились.

В этом смысле «разрезки» послужили прототипом для учения Антонио Гремски о возможности разборки текста, в то же время являясь еще одним примером того, как Берроуз пустился в самостоятельное плавание по морям, которые заинтересуют других людей гораздо позже. В «Тюремных записках» Гремски писал: «Начало любого развития лежит в осознании того, что же представляет из себя человек, и именно это „познание себя“, которое происходит с древних веков и продолжается поныне, награждает тебя огромным количеством черт, не оставляя места воображаемому, вот почему необходимо вначале создать это воображаемое». И в себе, и в окружающих Берроуз и искал это воображаемое.

В Париже мадам Рашу с радостью встретила Аллена и Питера. Они тотчас отправились к Брайону, чтобы узнать, что же здесь происходит. Брайон с Алленом были незнакомы, и Брайон стал сильно задирать нос. Аллену показалось, что тот напускает на себя ненужную таинственность и скрытность, словно знает какой-то великий секрет, но не говорит о нем. Про Билла Брайон сказал только, что тот уехал, чтобы с ним не встречаться, они продолжали разговаривать, и постепенно Аллен понял, что за те три года, которые он не видел Билла, с ним произошли какие-то очень серьезные изменения, стало ясно, что для Брайона и Билла «разрезки» — это не просто литературный прием. С Брайоном, который показался ему параноиком, Аллен решил общаться осторожно. Постепенно перед ним стала вырисовываться картина того, что происходило в Париже: гадание на зеркале и магическом кристалле, демонстрация психических сил, «разрезки», агенты, которыми кто-то управляет, использование Биллом огромного количества наркотиков (Брайон курил гашиш, но ему не нравился джанк). Аллен решил, что лучше всего выждать какое-то время и посмотреть, что происходит.

Крайне удивленные всем происходящим, Аллен с Питером разобрали свои сумки и отправились гулять на бульвар Сен-Жермен. Около «Двух макак» они наткнулись на Грегори, который в тот же день приехал из Греции. Они договорились встретиться в Париже, но думали, что он приедет только на следующей неделе. Грегори более подробно рассказал о Брайоне с его паранойей, «разрезках», «Машине мечты» и последнем, до чего недавно додумался Билл, — о том, что все являются чьими-то агентами. Картина становилась все более и более четкой. Аллен знал, что скоро увидится с Биллом, так что пока он решил наслаждаться жизнью в Париже и подумать о нем попозже.

Оказалось, что старинный приятель Аллена по Колумбийскому университету Джон Хонсбим живет в роскошном пентхаусе в здании XVI в. на углу Жи-ле-Кер, а из его окон открывается вид на Сену. Чтобы отметить их встречу, он устроил большую вечеринку. А в Бит Отеле теперь жил Аллен Игэ, играющий на тенор-саксофоне, и два их старых приятеля по Нью-Йорку — Боб Томпсон и Стэн Перски. Брайон познакомил Аллена с Гарольдом Норсом, и Аллен вспомнил, что 18 лет назад, когда он еще учился на первом курсе, встретился с ним в метро. У Норса проходила выставка работ в маленьком подвальчике-галерее под «Английским книжным», куда все и сходили. Норс называл свои рисунки «космографиями», или космическими письменами, потому что в их создании он использовал принцип случайности. Он брызгал на бристольскую бумагу разноцветные чернила марки «Пеликан» как бог на душу положит, а потом смывал их в биде. Чернила сворачивались и застывали на бумаге, получались причудливые психоделические формы и детали, выглядевшие так, словно были тщательно прорисованы, хотя на самом деле их не касалась рука человека. Берроузу они очень нравились, ведь это было воплощением того, что случайно происходит со случайно появившимся материалом. На программке он написал:

«Чернильные рисунки Гарольда Норса замечательно отражают в цвете послания из неизведанного. Это карты психики, то есть они выполняют определенное предназначение. Нельзя больше принимать позицию „искусство ради искусства“. Художник рисует карты, и пока его карты верны, его искусство ценно. Поэзия — это место, где Норс рисует карты местности. И любой может попасть туда, ему не нужно к этому специально готовиться. Поэзия для всех. Гарольд Норс идет в места, обозначенные в его картинах, по особой дороге, и теперь он готов показать эту дорогу другим. И чтобы другие смогли попасть в то же место на бумаге, холсте или в смешение цветов на улице, рисовать можно где угодно. Когда ты идешь, собирай голубые цвета, и красные, и зеленые, и желтые, а потом смешай по методу Гарольда Норса, и ты попадешь в то место, где живет рисунок. А что есть живопись? Что есть письмо? Искусство? Литература? Эти слова утеряли свой смысл. Наступило время космоса, и нам нужны точные карты космоса. Только та живопись и письмо, которые дают нам верные карты психики, имеют значение в этом смешении слова и образа, которое мы называем настоящим».

Норс работал со скульптором-греком Такисом, чьи работы представляли собой множество металлических предметов, скрепленных тонкой проволокой, державшиеся в воздухе посредством сильных электромагнитов, казалось, что они не признают силу притяжения. В таком же стиле Такис оформил выставку Норса. Картины парили в воздухе, к стенам они крепились проволокой, и казалось, что только она не дает им упасть. Такис положил несколько металлических пластин Норсу под одежду, поставил его под сложную систему магнитов и сфотографировал, как художник летает, потом он много раз повторял это. Такис был частым гостем в Бит Отеле, и Берроуз даже написал текст для его выставки «Невозможное», которая состоялась в галерее «Айрис Клерт» в 1960 г.